|
Оценить:
|
Иногда оно светится (СИ)
- Предыдущая
- 85/131
- Следующая
85
Черные птицы бились об стекло. Черные глаза Котенка. Шелуха на полу. На груди — алый ремень. Стоп. Почему… Почему? «Почему! — громыхнуло в мозгу, запрыгало стальными шариками по полу, — По-че-му, по-че-му. По-по.» Звенело, прыгало, закатывалось в щели пола.
— Стоп… — голос беспомощно звякнул медью, задребезжал, надтреснутый, — Это же не… Дьявол, опять пить…
Покатилось все, завертелось, пошло разноцветной ниткой, запахло паленым. Звон клюва по стеклу, резкий, обжигающий истончившиеся, проступившие под кожей нервы, эти обугленные тонкие волоконца. Скрип. Ужасно скрипит. Несмазанная дверь… Вздор, где тут дверь… Скрип… Котенок!..
Кожа горит. Не кожа — я горю. Кожа светится вишневым светом, это расплавленный металл, который вот-вот стечет.
— Курс рассчитан, — вдруг говорит мне кто-то, бухают устало ржавые колокольцы знакомого голоса, — На третьей позиции запустим реверс и там уже сманеврируем… Да-да… Скай-капитан ван-Ворт, следите за траекторией!
— Ка… ко… — давился я, — К-курс…
Вишневые угли в мозгу шипели, трещали. Кожа плавилась. Я стекал с раскаленных простыней, хватая легкими такой же раскаленный воздух.
Курс…
— Давай достанем лисенка! Смотри, какой рыженький…
— Лисенок… Да…
Что-то вилось вокруг меня, гудело, отползало и вновь появлялось. Черные ломанные птичьи тени бились о стекло.
Время от времени я приходил в себя. Я лежал на мокрой от пота постели, с онемевшими руками и непослушным лицом, все тело казалось сделанным из оплывшего старого воска. Под веками пульсировали все те же черные круги, в воздухе плыла отвратительная серая рябь. Горький воздух сочился в горло, наполнял легкие.
У меня бред. Это все жар, жар… Температура…
Я выживу. Выживу?..
Какие-то люди подходили ко мне, смотрели на меня темными невидящими глазами, но лица были незнакомыми. Я кричал на них, приказывал убраться, искал логгер. Они смеялись, обнажая такие же темные провалы ртов, ходили по комнате, разговаривали друг с другом. Жара была невыносима, она иссушила меня. Кажется, мой мозг уже сгорел.
— Фауна… фауна… — бормотал кто-то возле меня, — Очень агрессивна. Планета хороша, но опасно. Да-с.
— Писать стихи, по сути, ничем не проще, чем рубить дрова, — вторил кто-то из-под кровати утробным голосом, — Но уж с вашими-то привычками…
— Позвольте… На танец? Что вы, с удовольствием.
— Выравнивайте курс, чтоб вас! Смотрите на координаты!
— Знаете, даже воздух здесь похож на…
Тени окружали меня. Я сам становился тенью. Я заблудился.
Я сгорел.
ГЛАВА 15
— Очень большой жар, — сказал Котенок, — тридцать девять и один. Сейчас уже лучше. Как ты себя чувствуешь?
Глаза у него запеклись, стали меньше, вокруг них появилась траурная серая обводка. И губы показались мне сухими, истончившимися.
«Если так выглядит он, как же тогда должен смотреться я»…
— Как будто меня пытались разобрать при помощи паяльной лампы и садовой лопаты, — ответил я со смешком, — Ты сам-то как?
— Нормально, — сказал он серьезно, — Все хорошо.
— Все?..
— Угу.
— Я ничего тут не успел натворить, пока был не в себе?
— Нет, — он потер пальцем нос, — Только чуть-чуть.
— Бредил?
— Говорил… странные вещи. На разных языках. Я почти ничего не понял. Ты с кем-то говорил, Линус, долго. Потом искал свое оружие. Требовал вина. Пытался дойти до катера.
— Вот же… — я прикрыл глаза. Веки все еще казались нестерпимо горячими, — Устроил я тут, должно быть…
— Ты был сильно болен.
Он сидел на стуле рядом с кроватью, ссутулившийся, посеревший, вымотанный.
— Пойди отдохни, Котенок. У тебя нехороший вид.
Котенок мотнул головой.
— Нет. Я пока… пока здесь. На всякий случай.
Спорить с ним было бесполезно. С таким же успехом я мог бы прогонять пинками лезущую на берег океанскую волну.
— Ты всегда помогаешь врагам?
Котенок улыбнулся. Нет, не улыбнулся. Это было что-то другое. Как будто лунный свет на мгновенье позолотил его губы, упав сквозь стеклянную крышу. Он встал, подошел ко мне. Очень высокий, если смотреть снизу. Положил руку мне на голову и погладил. Это была не ласка, мой бедный звереныш не умел ласкать, это была неуклюжая попытка помочь, выказать участие. Тем более неуклюжая, что сам он отчаянно стыдился ее. Но руки не отнял.
— Ты хороший человек, Линус, — сказал он, касаясь моей щеки тонкими пальцами, — Выздоравливай. Я боялся за тебя.
Я хотел поймать его за руку, но он отдернул ее быстрее, чем я успел пошевелиться. Его глаза… Когда-то я называл их изумрудами. Это были застывшие ледяные капли того цвета, который бывает у свежего листка, если опустить его под воду. Или если заморозить его. И впервые, впервые в жизни, я подумал, что лед тоже может быть теплым…
— Ты хороший, — повторил Котенок, резко поднимаясь и опять глядя на меня сверху вниз, — Ты очень странный, Линус, очень запутанный. Непонятный. Глупый, упрямый, нахальный…
Я слушал его, не перебивая и думал только о том, когда же он, черт возьми, успел выучить столько новых слов.
— Ты боишься тех вещей, которых я не понимаю, но не боишься того, чего боюсь я.
— Мы разные.
— Слишком разные, — подтвердил он, — Мы никогда не поймем друг друга.
— Но почему… Космос, я…
— Потому что.
Ледяные капли. Изумрудного цвета. Светлые внутри. Два кусочка луны. Две росинки.
Дрогнули.
- Предыдущая
- 85/131
- Следующая
