Потерявшиеся в мирах

Оглавление

— Какая странная штука! — удивилась Ася.

— Ещё какая странная! — раздался у неё за спиной голос Сергея.

Ася вздрогнула и повернулась к нему:

— Ты меня испугал! Хоть бы постучался, нервы и так на пределе!

— Прости, не учёл… — пробормотал Сергей и тоже приник к окну. — Я прибежал тебе эту сцену показать, ну и забыл обо всём другом… Нет, отсюда не видно, пойдём ко мне!

Они поднялись наверх. «Угол» Сергея оказался настоящей каморкой под самой крышей. Косой потолок спускался к окну, тоже смотревшему на площадь. «Сцену» отсюда, сверху, было действительно видно лучше, и под другим углом. Она и впрямь оказалась прямоугольной, каменной и гладкой, точно отполированной.

— Да ты не туда смотри! — нависая над Асей, азартно воскликнул Сергей. — Ты только взгляни, что там на цепях!

Девочка подняла глаза. На цепях между колоннами весел огромный зеленоватый хрустальный шар. Его вид неприятно вызывал в памяти кадры из фильмов про ясновидящих и колдуний.

— Ох, что-то он мне не нравится, — сказала она.

— Ну! Хотел бы я знать, зачем он там, и давно ли! — ответил Сергей, и девочка поняла, что он думает о том же, что и она: о кудеснике и его «богах», так прельстивших Глеба.

— Какой ужас… — начала было Ася, но тут с лестницы раздался зычный голос купца:

— Дети! Где вы там?! К столу, к столу!

Голодные после целого дня в горах, ребята поспешили на зов.

Глава 8. Ночное действо

Стол был накрыт внизу, в большой комнате рядом с лавкой. Аппетитные запахи витали в ней. Однако, едва утолив первый голод, Сергей не удержался от расспросов:

— Ядига, вы знали нашего друга Глеба?

— Само собой, — кивнула та. — Первое время он у нас и жил…

— А потом?! — Сергей, забыв про еду, впился взглядом в спокойно жующую хозяйку.

— А потом Эшураз взял его в замок, — безмятежно объявила она. — Во время тщаний я несколько раз видела его на крепостной стене. Сегодня шестой четвёртый день, — может быть, и сегодня он выйдет на стену.

— Что значит «шестой четвёртый день»? — Ася тоже забыла об ужине.

— Каждый четвёртый день, как только стемнеет, кудесник совершает тщания на площади перед аркой — объяснил Горкун. — Оно особенное в шестой четвёртый день, потому что уже почти полная луна. А в полнолуние, в седьмой четвёртый день, здесь бывает праздничное тщание. Я сегодня собираюсь принести в жертву чёрного барана. Когда буду отдавать его Эшуразу, я скажу ему, что друзья его гостя приехали повидаться с ним. Думаю, скоро вы встретитесь с Глебом.

— Вот было бы хорошо! Здорово! — в один голос воскликнули дети и, оглянувшись, посмотрели в окно, рядом с которым сидели.

Синие сумерки, сгустившиеся над площадью, обещали скорое начало ночного действа. На площади уже начал собираться народ — безмолвные тёмные укутанные фигуры появлялись из узких улочек и замирали возле домов, заворожено глядя на таинственно мерцающую в сумраке арку. «Да, невесёлый город!» — подумал Сергей. Ася поёжилась. Ей показалось, что с улицы в комнату заползает тревога. Обоим захотелось поскорее закончить ужин и выйти в ночь навстречу томительной неизвестности, чтобы наконец увидеть её так долго ускользавший лик. Ожидание, длившееся неделю, теперь стало невыносимо.

Перед тем, как всем выйти из дома, Горкун дал детям по чёрному плащу с капюшоном, объяснив:

— Здесь холодные ночи, да и принято так.

И правда, воздух на улице оказался очень свежим, лёгкий ветер доносил откуда-то ароматы яблочных садов и ночных лугов. Перед домом уже стояла толпа, тесная, тёмная и молчаливая. Остроконечные и широкие, низко опущенные капюшоны почти закрывали лица, и лунный, довольно яркий свет высвечивал лишь бороды мужчин да тесно сжатые губы и округлые подбородки женщин. Асе снова стало не по себе: во всём и на всех, в самом воздухе площади томилась какая-то непонятная, но явственно ощутимая жуть.

— Смотри! — шепнул ей в этот момент Сергей. — Ворота открываются!

Действительно, ворота между башнями приоткрылись, и из тени в мертвенный лунный свет торжественно и величаво выступил человек в широком светло-зелёном плаще и странном, тоже зелёном, раздвоенном островерхом головном уборе. Все взгляды приковались к нему. Следом за ним двигались две фигуры в чёрных хламидах и таких же чёрных двурогих колпаках. Все трое приблизились к возвышению и взошли на него, причём тёмные остались с самого края, а зелёный встал перед аркой. Теперь его было хорошо видно. Его зеленоватую хламиду рассекали чёрные узкие расширяющиеся книзу полосы, точно лучи мрака. Голову венчали два высоких расходящихся конуса. Чуть пониже их острых вершин на тонкой белой цепочке покачивался, провисая, огромный, ослепительно сверкающий в лунном свете камень. Неужели алмаз?! — подумала Ася. Камень покачивался, испуская лучи белого, голубого, зелёного света, переливался, притягивал взгляд. Завораживал. Ася вдруг поймала себя на том, что не видит ничего, кроме этого играющего света, — и не может от него оторваться. Она сделала огромное усилие и закрыла глаза. Прочитала Иисусову молитву. Огляделась. Все вокруг неё, точно так же как она сама минуту назад, не сводили глаз со сверкающей над площадью точки. Девочка, изо всех сил стараясь не смотреть на неё, сосредоточила взгляд на лице чародея. Он молча оглядывал замершую толпу и словно чего-то ждал. Зелёный рогатый колпак был надвинут ему до середины лба, широкого и крутого, с нависающими над глазами изломами тёмных лохматых бровей. Ася, похолодев, всмотрелась в черты Эшураза. Крупные, навыкате глаза, горбатый нос, редкая остренькая бородка — могла ли она забыть это лицо!