|
Оценить:
|
Умирающая Земля [ Умирающая земля. Глаза другого м
- Предыдущая
- 35/296
- Следующая
35
В ответ Отец тихо проговорил:
— Да будет так. Я отдам тебе моего любимого белого коня; волшебное облачение — оно укрывает от злых сил; светящийся кинжал, чтобы разгонять тьму, и — главное — подарю мое благословение, которое будет хранить тебя на всех дорогах и тропах, трактах и стежках. Помни об этом!
На языке Гвила вертелось множество новых вопросов, и первый — об источнике сведений и происхождении чудесных предметов, но… Он только поблагодарил его за чудесные дары и благословение — оно и впрямь не было лишним на сумрачных дорогах Асколэса.
Гвил оседлал коня, наточил кинжал, последний раз посмотрел на свой старый дом в Сфире и отправился на север: жажда знаний в нем росла с каждым вдохом.
На старой барже он переправился через Скаум. Предавшись мечтам о встрече со Смотрителем, он едва не стал жертвой речного грабителя — тот вынырнул из-под борта с сучковатой дубиной. Юноша не без труда отбился и столкнул злодея обратно в воду.
Впереди поднимался гористый северный берег, увенчанный Рубцом Порфириона. Темнели пирамидальные тополя, меж ними виднелись белые колоннады Кайна, в далекой дали простерлось тусклое зеркало залива Санреаль. Баржа причалила, Гвил сошел на берег и принялся за расспросы. Он исходил все кривые улочки прибрежного селения, пока один из жителей — одноглазый весельчак — не повел его к прорицателю. Одинокое жилище колдуна сверху донизу пестрело символами Омоклопеластиана. Хозяин оказался худым стариком с бронзовой кожей, воспаленными глазами и длинной седой бородой.
— Могу ли я задать тебе кое-какие вопросы? — отважно начал Гвил.
— На три из них я отвечу, — кивнул тот, — и начну говорить терцинами на внятном тебе наречии, но продолжу на языке движений и жестов, а далее разовью мысль притчами, которые ты волен толковать, как угодно, и подведу итоги на языке, которым ты не владеешь.
— Во-первых, я хочу знать, много ли тебе известно?
— Я знаю все, — гордо заявил прорицатель, — секреты красного и черного, тайны добра и зла, забытые чары Великого Мотолама, подводные пути рыб и воздушные тропы птах небесных.
— Где ты добыл эти знания?
Старик усмехнулся:
— Когда из дальних странствий я вернулся в свое жилище, то решил предаться самосозерцанию, хотя понимал, что таким образом постичь мир невозможно.
— Почему ты держишь свои знания при себе? — рискнул спросить Гвил. — Почему скрываешься в четырех стенах и живешь в небрежении и нищете?
Прорицатель едва сдержал гнев.
— Ну-ну, юнец! Я уже потратил впустую столько мудрости, что всех твоих денег не хватит возместить потерю. Если тебе нужны знания, за которые не надо платить, — усмехнулся он, — то ищи Смотрителя.
И мудрец скрылся в хижине.
Гвил нашел пристанище на ночь, а утром двинулся дальше на север — дорога вела мимо развалин Старого Города и сворачивала в Лес. Во время ночевок путешественник укрывал себя и коня волшебным облачением — оно защищало от злых духов, коварных хищников и пронизывающего холода. Под ним не страшны были ни колдовские козни, ни зловещее дыхание темноты.
Багровое солнце грело все слабее, дни стали сумрачными, ночи — промозглыми. Гвил упорно ехал вперед, пока горизонт не заслонили горные кряжи Фер Аквилы.
Лес стал ниже и реже. Все чаще попадались даобады с массивными круглыми стволами и тяжелыми ветвями, покрытыми красно-коричневой блестящей корой. Их непроглядно густые кроны огромными коконами окутывали стволы.
На одной из лесных полян расположилась деревушка из торфяных лачуг. Из жилищ с криками высыпали обитатели и обступили Гвила, с любопытством разглядывая его.
Гвила местные жители заинтересовали не меньше, но он молча дождался, пока к нему не подошел их предводитель — здоровенный косматый мужлан в меховой шапке и накидке. От него так несло нечистотами, что Гвил отстранился.
— Куда направляешься? — спросил атаман.
— Мне нужно в Музей Человека, — ответил Гвил, — не укажешь ли дорогу?
Атаман кивнул на север, где виднелись горы.
— Езжай через Осконское ущелье — так быстрее будет. Правда, дорог там нет. И где оно точно кончается, я понятия не имею. Впрочем, мое дело — сторона.
Неизвестность не смутила Гвила.
— Но ты ведь откуда-то знаешь, что дорога через Осконское ущелье ведет к Музею?
Атаман пожал плечами.
— Все так говорят.
Конь вдруг забеспокоился и стал всхрапывать. Гвил оглянулся: неподалеку оказался загон, где копошились несколько… человек? Во всяком случае, они выглядели неуклюжими верзилами — голые, бледные, желтоволосые, с неприятным блеском в голубых глазах и тупым выражением грубых лиц. На глазах у Гвила один принялся жадно и шумно лакать какое-то мутное пойло.
— Что это за бедолаги? — удивился юноша.
Атаман ухмыльнулся. Неведение Гвила его позабавило.
— Это же оусты, — он указал на коня Гвила. — В жизни не видал такого странного оуста, как у тебя. Наши-то куда смирнее будут. И мясо у них — пальчики оближешь. — Мужлан внимательно разглядывал сбрую Гвилова коня. Особенно его привлекла попона, расшитая красными и желтыми цветами: — Какое, однако, покрывало. Загляденье! Слушай-ка, не возьмешь ли моего оуста в обмен на твоего со снастью. Лучшего дам.
Гвил вежливо объяснил, почему он вынужден отказать. Атаман как будто равнодушно пожал плечами.
Загудел рожок.
— Хочешь есть? Еда поспела, — оглянувшись, предложил атаман.
Гвил невольно покосился на оустов. Потом ответил:
— Я не голоден. И мне надо спешить. Я благодарю за приглашение, но вынужден отказаться.
- Предыдущая
- 35/296
- Следующая
