Повести

Оглавление

Сухой и короткий треск прервал размышления Синицкого. Взметнулось красное пламя, осветившее берег, скалы и белый шар, словно вспыхнувший в эту минуту. Огненно-красная птица с распростертыми крыльями взлетела вверх и, как обожженная, упала на камни.

Синицкий бросился к ней. Он взял птицу за крыло и высоко поднял ее над головой. На лице его светилось нескрываемое торжество.

Васильев сделал ему знак, указывая на другого баклана. Птица спускалась на гладкий серый камень почти вертикально, как геликоптер. Инженер взял провод от третьей ракеты, коснулся им контакта, и снова раздался выстрел.

Взлетело зеленое пламя, и все на острове мгновенно преобразилось… Зазеленел песок, как свежая весенняя трава. Скалы стали похожими на островерхие кипарисы, а круглые валуны — на кусты. Над ними простирала трепещущие крылья невиданная зеленая птица. Она медленно падала на песок.

— Александр Петрович! — крикнул Синицкий. — Можно мне взять коробку от одного аккумулятора?

— Пожалуйста.

— А повар из меня выйдет?

— Попробуйте.

Синицкий обрадовано схватил подстреленных бакланов, затем разобрал аккумулятор и побежал с его коробкой в глубь острова.

Через несколько минут Васильев подошел к нему.

— Как вам нравится моя затея? — спросил Синицкий, пристраивая над синеньким огоньком железную коробку. — Смотрите: полный комфорт!… Газовая плита… Сейчас вода закипит…

Засучив рукава, он хлопотал около плоского камня, ощипывая на нем птицу.

— Знаете, Александр Петрович, мне кажется, что теперь я понимаю огнепоклонников, — говорил студент, ловко орудуя перочинным ножом. Археологи доказывают, что эти исторические личности строили храмы там, где горели огоньки нефтяного газа. А я думаю, что это были не храмы, а первые газовые кухни.

Тщательно, как хорошая хозяйка, Синицкий вымыл плоский камень, похожий на низкий стол, поставил банку посредине, вынул из нее уже сварившуюся птицу и разделил ее на небольшие куски. Затем он высыпал в стаканчик соль, оставшуюся во фляжке после перегонки воды.

— Прошу к столу! — широким жестом хлебосола обратился студент к Васильеву, но тут же смутился. — Попробуйте, что у меня получилось.

Незаметно подкрадывались сумерки.

«Вот и еще один день прошел, а помощи никакой. Может, нас уже перестали искать? Там ничего не знают», думал Васильев, следя, как Синицкий убирал с каменного стола.

Васильев не мог выносить бездеятельности. Разве можно спокойно думать о том, что глубоко под водой разрушается его творение, которому он отдал все свои силы… нет, всего себя!… Он уже представлял себе, как скоро вылетит в Москву, в Ленинград, добьется решения, и сразу же, немедленно начнут поднимать подводный дом. Инженер верил, что в этом его поддержит Рустамов. Директор тоже согласится. «Сколько еще дней, сколько долгих часов я вынужден провести в бездействии?…» спрашивал себя бывший капитан подводного дома.

Он лежал на песке и бесцельно смотрел на желтое пятно угасающего солнца…

Синицкий с возрастающей тревогой наблюдал за Васильевым. Ему очень хотелось что-нибудь сделать для своего старшего друга: утешить его, сказать умные, прочувствованные или просто ласковые слова. Однако все это казалось ему неловким и сентиментальным. «Свое отношение надо доказывать делом, а не словами», решил студент, приподнялся, стряхнул прилипший к рукаву песок и направился к берегу.

Здесь, подле шара, около скалы, он расчистил от камней небольшую площадку, затем стал перетаскивать на это место каменные плиты.

— Что вы хотите делать? Зачем столько камней? — спросил Васильев, приподнимаясь на локте.

— Хочу построить дом, Александр Петрович. Надоело жить в шаре. Это только американцы выдумывают шарообразные дома. Я видел на картинке такую, с позволения сказать, архитектуру. Да вы и сами помните!

Васильев молчал. Какое-то теплое, неясное чувство овладевало им. Вот они здесь, двое, на обломках скал. Кругом пустота, бескрайное море, туман. И все-таки здесь кусок советской земли, и, самое главное, рядом стоит твой друг, с которым тебя породнила страна.

Инженер вдруг совершенно ясно понял, что, несмотря на разницу лет, характеров, привычек и всего, чем определяется человеческая индивидуальность, у него, опытного конструктора, и у юного студента общие стремления, одни помыслы и одна всепобеждающая мечта… Будет когда-нибудь Синицкий управлять Каспийским архипелагом из плавучих гасановских островов. Настанет время великого изобилия не только нефти, хлеба, но и всех плодов земли…

…Строительство дома подходило к концу. Камни были хорошо уложены, все отверстия в стенах закрыты. Крышу Синицкий сделал из светлых продолговатых камней, похожих на толстые доски.

Уже почти совсем стемнело, когда молодой строитель приволок огромную охапку сухих водорослей.

— Вот и постель! — сказал Синицкий, протаскивая «морское сено» внутрь дома. Он аккуратно расстелил его по песчаному полу и, вылезая обратно, пригласил: — Пожалуйте на новоселье! Устраивайтесь поудобнее.

Он опять забрался в цистерну, вытащил из аккумуляторного отделения запасную лампочку, нащупал под ногами обрывки проводов и взял еще одну банку аккумулятора.

— Теперь наш «каменный шалаш» с электричеством, — сказал студент, соединяя провода.

…Спокойные волны лениво катали по берегу гремящую гальку.

Синицкий рассказывал инженеру о своих товарищах, о лабораторных опытах и о том, как трудно себе выбрать профессию по душе. Так например, однажды он чуть было совсем не распростился с моделями и приемниками, после того как несколько дней походил в зоопарк. Его увлекла самоотверженная работа ученых, которые занимались изучением жизни зверей.