Терновая обитель

Оглавление

Постепенно дом засиял чистотой, чего, наверное, не случалось с ним уже долгие годы. Я расставила везде букеты из осенних цветов, которые тут же наполнили дом замечательным ароматом, и провела два или три дня, неторопливо расставляя свои вещи в новом доме. Картины я оставила напоследок ― это всегда отнимает много времени. Вместе с багажом пришли мои цветочные этюды, которые мой отец считал достойными рамы. Они прекрасно сочетались со старыми картинами тети Джэйлис ― нежными акварелями. Казалось, вся энергия ее кипучей натуры ушла в работу в саду и сбор трав, поэтому в повседневной жизни тетя любила только мягкие и нежные тона.

Одна картина особенно заинтересовала меня. На черно-белом рисунке был изображен совершенно неузнаваемый Торнихолд ― без плюща и других вьющихся растений, покрывавших теперь его стены; сад тоже выглядел необычно: коротко подстриженная трава на лужайках, по которым прихотливо извивались дорожки, а между дорожками ― огромные цветочные клумбы. Колючая терновая изгородь в то время, наверное, едва доставала человеку до груди.

Но больше всего меня удивила монограмма художника в углу картины ― Дж. С. Джэйлис Саксон. Но она никогда не видела Торнихолд таким, каким он был здесь изображен. Ее еще тогда, должно быть, и на свете не было. Тогда кто же автор? Еще одна Джэйлис? Это было бы забавно… Я долго не могла оторваться от картины ― что-то в ней пробуждало во мне давно забытое ощущение. Мне захотелось рисовать. Не «стать художником» и выставлять огромные полотна в лондонских салонах, а просто запечатлеть красоту природы вокруг. Я решила начать завтра же. Буду рисовать. Набью немного руку и потом нарисую Торнихолд в том самом ракурсе, что и на старом рисунке ― со стороны южного фасада. Пусть это станет первым свидетельством моей любви к Торнихолду.

А пока нужно начинать приводить в порядок сад. Частенько забегал Вильям и помогал мне. Вдвоем мы очистили от сорняков переднюю часть сада и приступили к уборке позади дома и в «огороде», где тетя выращивала целебные травы. К сожалению, весь урожай трав этого года был потерян ― многое заросло сорняками, да и я понятия не имела, как сушить и использовать растения. Фруктов в саду тоже не было (если их собрали Траппы, то я их не винила), однако оставалось очень много спелой ежевики. Я вытащила из сарая все банки для варенья, вымыла и приготовила для сбора своего первого урожая в Торнихолде. Если бы мне еще удалось найти знаменитые тетины рецепты! Может, тогда я бы лучше использовала то, что растет в саду.

Однако поиски ничего не дали. Записи тети Джэйлис как в воду канули, зато я обнаружила книгу старинных рецептов Вильтшира, собранных местным женским институтом. При одном взгляде на эти рецепты у меня слюнки потекли. Может, конечно, тетины были и лучше, но мне для начала хватит и этих.

И вот в один прекрасный день я отправилась за ежевикой.

За день до этого Вильям рассказал мне, куда ехать. Сначала через боковую калитку по лесной тропинке («она немного заросла, но ничего, вы проедете») до старой каменоломни, которая вся заросла ежевикой. Место это очень солнечное, и ежевика наверняка уже поспела.

Наутро я привязала к багажнику корзинку и отправилась в путь. Ехать по лесной тропинке оказалось не так просто ― зато я срезала три или четыре мили. По-летнему жаркое солнце затопило лощину, где находилась каменоломня. Ветра здесь не было, и воздух стоял неподвижно. Посередине в каменистом углублении стояла вода, словно в искусственном пруду. Вся земля вокруг была истоптана овцами. Они и сейчас бродили где-то неподалеку ― их печальное блеяние эхом отзывалось от каменистых стен. Рядом в кустах им вторила малиновка. Между огромными валунами все еще цвел дикий тимьян, свешивались изящные головки колокольчиков.

Вильям не ошибся. Все кусты были покрыты сочными спелыми ягодами. Я отвязала корзинку и принялась за работу.

Я уже набрала почти полную корзину, когда вдруг обнаружила, что одна овца продолжает блеять совсем рядом, хотя все стадо уже ушло. Движимая любопытством, я пошла на этот жалобный зов к пруду. Никого. Только жук-плавунец сновал по воде, ловя каких-то мелких насекомых, изобиловавших в теплой воде. Малиновка вспорхнула и опустилась в кустах чуть поодаль. Жалобное блеяние доносилось откуда-то из глубины ежевичных зарослей.

Мне показалось, что теперь в нем звучал страх. Я поставила корзинку на камень и решительно направилась в кусты ежевики.

Овца запуталась в колючках, словно библейский баран Авраама. Наверное, когда она пыталась пройти сквозь заросли, колючие ветки застряли в густой шерсти. Испуганная овца шарахнулась в сторону, назад ― и застряла окончательно.

Теперь она стояла неподвижно и время от времени издавала жалобный крик, который я и услышала с другой стороны каменоломни.

Я осторожно приблизилась к пленнице и постаралась освободить ее.

Это была нелегкая работа. Ни перчаток, ни ножа у меня не было, а для такого дела требовались ватные рукавицы и секатор. Как только мне удавалось вырвать одну колючую ветку из овечьей шерсти, и я принималась за другую, первая тут же опять впивалась в несчастную овцу. Через несколько минут мои руки до локтя были покрыты глубокими царапинами и порезами, из которых сочилась кровь. Я решила сделать перерыв и поискать подходящий инструмент ― наверняка где-то поблизости можно найти разбитую бутылку или пустую консервную банку, брошенную нерадивым туристом. И действительно, почти сразу я наткнулась на кострище, около которого валялись осколки бутылки из-под виски. Теперь дело пошло на лад. Через четверть часа овца уже могла двигаться, и я стала опасаться, что с перепугу глупое животное снова дернется и еще больше запутается в колючках.