Белый свет

• Предыдущая
• 24/74
• Следующая

А потом Гилберт поспешил к возвышающемуся над нами отелю, становясь все больше и больше по мере удаления от центра террасы.

От замечания Гилберта о науке мне стало неуютно.

За последний год я пришел к болезненному пониманию того, что все, чего я мог бы когда-либо достичь в математике или физике, никогда и близко не сравнится по своему значению с работами Кантора, Гилберта или Эйнштейна.

Но я попытался сделать умный вид и снова обратился к Кантору:

– Здесь, наверное, проще заниматься математикой, потому что вы можете привлекать бесконечные доказательства. Взять, к примеру, теорию чисел…

– Вот вы и возьмите, – с неожиданной злостью ответил он. – Светила теории чисел брезгают применять мои бесконечности в качестве истинных чисел. Почему меня должны интересовать их близорукие несуразности?

Я решил сменить тему:

– Ну, эти.., существа.., здесь, наверное, серьезно относятся к бесконечности. Наверное, проводятся семинары и…

Кантор отмахнулся.

– Это туристический отель. Они живут в городах-свалках на Лицевой стороне и совершенно довольны полной конечностью всего. Время от времени они прибывают сюда по туннелю или морем. Большинство из них даже не знают, на что они смотрят. – Он взмахнул правой рукой. Рука оторвалась и улетела, кувыркаясь, высоко в небо. – Считайте, что меня нет, – сказал Кантор, вставая. – Но в гости заходите. Вы можете пригодиться. Я живу с одной дамой на Лицевой стороне неподалеку от алеф-первого туннеля. – Он взмахнул левой рукой. Она тоже оторвалась и со свистом унеслась в небо, как удачно брошенная деталь головоломки. Он весь напрягся, словно собираясь подтянуться на перекладине, затем вдруг превратился в шар белого света и ракетой взмыл вверх.

Я с минуту смотрел ему вслед. Наверное, этот фокус позволял достичь более высоких бесконечностей. Я осторожно потянул себя за руку, чтобы проверить, не оторвется ли она.

– У него исключительная техника, – сказал Эйнштейн, прервав мои мысли. Я почти забыл, что он тоже был там, и повернулся посмотреть на него. Лицо Эйнштейна так знакомо по фотографиям, что, сидя в действительности рядом с ним, я испытал сильнейшее чувство реальности. Его глубоко сидящие глаза словно смотрели сквозь меня. – Но вы сами тоже исключение, – сказал он через минуту. – Вы попали сюда, не умерев. Вы не были на Свалке. – Он жестом указал на понижающееся вдали море. – Я видел, как вы приземлились. Вы и чайка.

– Вообще-то это была женщина, – объяснил я. – Просто ей нравится выглядеть чайкой.

– Необыкновенно и исключительно, – повторил Эйнштейн. – Большинство душ прибывают на другую сторону… Лицевую. И у них нет возможности выбирать себе форму. Скажите, как вам это удалось?

– Я каким-то образом покинул свое тело. Я видел Иисуса, и он велел мне явиться сюда. Поскольку это бесконечно далеко, я использовал релятивистское замедление времени.

Эйнштейн кивнул.

– Это могло произвести эффект, если бы продолжалось неопределенно долго.

– Какой эффект? – спросил я, отхлебнув наконец свой чай.

– Превращения в компонент внеразмерной потери излучения. – Он заметил, что я его не понял, и перефразировал свою мысль:

– Если говорить поверхностно и неточно, все здесь состоит из света. Саймион – это обширная поверхность света, лежащая на грани, разделяющей пространство и антипространство. Эта сторона называется Изнанкой, а другая сторона поверхности называется Лицевой. Когда кто-нибудь умирает, это освобождает определенный энергетический импульс, ударяющий в Лицевую сторону и активизирующий какой-либо образ.

– На это обычно требуется много времени? Чтобы попасть сюда, когда человек умирает?

– Это может произойти моментально. В совершенно реальном смысле Саймион находится рядом с любой точкой обычной вселенной. Конечно, если оставаться в обычном пространстве, как это сделали вы, тогда он бесконечно далек. Но имеется внеразмерный короткий путь к Лицевой стороне. Вы сами много раз им пользовались.

– Позвольте кое-что уяснить. Так вы говорите, что Саймион – это большая плита света? Люди попадают сюда, превращаясь в свет?

Он сделал предостерегающий жест.

– Лучше называть это информационной структурой волнового типа в энергетической конфигурации Гилбертова пространства.

И тут официант поставил перед ним вазочку с ванильным мороженым. Эйнштейн начал есть, внимательно разглядывая каждую ложку.

Я прикидывал, как мне достичь более высоких бесконечностей. Я также пытался вообразить, как все это могло быть сделано из света.., мое тело, Гора, мороженое. И что он имел в виду, говоря, что я много раз бывал здесь раньше?

Эйнштейн отложил ложечку и снова заговорил:

– Позвольте я расскажу вам одну историю, которую я однажды рассказывал на одном чаепитии в Принстоне.

Хозяйка попросила меня объяснить теорию относительности в нескольких словах.

У него была добрая, но лукавая улыбка. Он откинулся в кресле и рассказал свою историю:

– Был у меня друг, слепой от рождения. Однажды мы отправились на прогулку за городом. Было жарко, и, пройдя пешком несколько миль, мы сели отдохнуть.

– Как мне хочется пить, – сказал я своему другу. – Хотел бы я выпить стакан холодного молока.

– Что такое молоко? – спросил мой друг.

– Молоко? Молоко – это белая жидкость, – Я знаю, что такое жидкость, – ответил мой друг. – Но что значит «белая»?

– Белый – это цвет лебединых перьев.

– Я знаю, что такое перья, но что такое «лебедь»?

– Лебедь – это большая птица с изогнутой шеей, – Это мне понятно, – ответил мой слепой друг. – Только вот что значит «изогнутый»?

• Предыдущая
• 24/74
• Следующая