Служба Радости

Оглавление

Жюбо лениво встал в очередь, по пути рассматривая других курьеров. Тот, за кем он занял место и следующие трое, внимания не заслуживали. Типичные дохляки, ничего интересного. А вот рядом со стойкой что-то хрипела весьма миловидная особа. Во-первых, девушка, что само по себе примечательно — как правило, люди умирают в возрасте за сорок. Далее, одежда. Из нее только коротенькая юбочка, да маленькая маечка с надписью 'Ля Ром дэ ля Мастер!'. Значит, новенькая. На ногах почти нет трупных пятен, правда, правая ахилла перерезана. А еще огненно-рыжие волосы свисают прямо до двух полукругов задницы. Кстати, из-под шортиков они немного виднеются. 'Да, — подумал Жюбо, — если бы я встретил тебя лет тридцать назад…'. Он кинул презрительный взгляд на маленького предателя, немного проглядывающего в хлопчатобумажных штанах.

Но почему Бабатоня с ней шепчется? Еще интересней. Значит, сидела кругом не ниже Хоры. Там уже чувствительность такая… надо бы проверить.

— Гхм! — откашлялся Жюбо громко.

Девушка тут же прижала ладони к ушам, а Бабатоня грозно посмотрела на Жюбо из-под пучков соломы, служивших ей бровями. Она наклонилась к девушке, что-то шепнула, потом как-то свернулась, что ли, и… увесистый булыжник, размером с голову овчарки, прилетел Жюбо прямо в лоб!

Тело согнулось от нестерпимой боли. Это невероятно! ЕПРСТ, КАК ЖЕ БОЛЬНО!!! Нельзя описать, нельзя рассказать вам, люди, что это такое — боль! Когда тебя скручивает, разметает, когда воет сама бессмертная душа, когда хочется биться головой об стенку, но нельзя — тогда боль только усилится. Все отдать, чтобы умереть, но ты уже мертв…

Сколько это продолжалось, Жюбо не знал. Когда открыл глаза, увидел над собой личико рыженькой девушки и стойку Бабытони. Противная старуха никуда не делась — сидит себе в пестром рванье сгорбленная кикимора, а корявые толстые пальцы поправляют узел платка под подбородком.

— Тебе еще врезать, мозгляк? — осведомилась старушенция.

— Нет, Бабтонь. Простите, что плохо подумал…

— А вы мысли читать умеете? — округлила глаза девица.

Даже сквозь отголоски боли, Жюбо отметил, она довольно красива. Тонкие брови, зеленые глаза, ровный носик. Алая верхняя губа, у-м-м-м. А дальше… ну и что, раз нижней челюсти нет, так он разве не может додумать? Интересно, а как она говорить умудряется? А, наверное, это вон та коробочка за нее молвит. У, колдуны клятые! Напридумывают всякой хутурукешчины! Тьфу!

— Не мысли, а только общее их направление, — ответила Бабатоня.

Жюбо осторожно приподнялся, пальцы коснулись разбитого черепа.

— И мои? — продолжила девица.

— И твои, и его, и усех! Меня, знаешь ли, не зря на работе держат, в отличие от того бездаря, — проворчала старушен… добрая бабушка.

— А ему не больно? — не отставала рыженькая.

— Конечно, больно, — голубые глаза взглянули на девушку с удивлением. — Ты ж лучше об этом знать должна.

— Так что, и здесь тоже бывает больно? — девушка захлопала ресницами часто-часто.

— И здесь, и везде! — отрезала Бабатоня. — Правила те же, тело-то ведь прежнее осталось.

— А я думала… — девица опустила плечи, поникла. Жюбо стало ее жалко, он пробормотал:

— Да не волнуйся ты так. У нас здесь лучшие болеутоляющие в Мире!

— А чего тогда тебя так скрутило? — девушка прищурилась, рассматривая мозг в глубокой трещине на голове мертвеца.

— Так это… — начал Жюбо, но его перебили.

— А потому, что лодырь он и бездарь! — сказала бабка. — У него штрафов, что у меня правнуков! И он наказан.

Старушечьи губы раздвинулись, показывая желтизну и налет. Так, наверное, скалится гиена перед раненым львом…

— Ты опять начинаешь? — крикнула бабка, но тут же спохватилась. — Прости меня, милочка, я забыла.

Девушка упала на пол и принялась кататься, зажимая уши. Жюбо отметил, трусиков она не носит.

— Жюбо!

— Чего? — младший курьер перевел взгляд на бабку. — Теперь-то я ничего не делал. И чем это вы меня так?

— Вот этим.

Добрая старая карга порылась в складках старой одежды, достала злополучный камень.

— А откуда… — начал Жюбо.

— Усегда ношу за пазухой, — ответила бабка. — Эй, милашка, хорош там ползать, вставай!

Девушка кое-как поднялась, все еще держась за голову. Немного шатаясь, она подошла к стойке.

— Бабатонь, ну зачем вы так? — еле-еле спросила коробочка в тоненьких пальчиках.

— Ничего страшного, милочка, потерпишь. Вон, в аду, небось, и не такого повидала?

— Но я думала…

— Хорош сопли развозить, ишь разнуздалась! — оборвала Антонина Петровна. — Тут может не геенна, но и не курорт. Теперь с тобой, Жюбо.

— Угу, мадам?

— Мадмуазель я!

— А как же внуки?

— Слушай, остряк, ты у меня дождешься…

— Ладно-ладно, не горячитесь, — поднял руки мертвец. — И вообще, давайте уже по делу. Что у меня на сегодня?

— Магистр Биатриче был в планах, — проворчала бабушка, поправляя платок, и вытянулась по струнке. Видно, имя Магистра пробудило в ее бюрократической сути чего-то дисциплинирующее.

— Проклятье! — сплюнул Жюбо.

— А теперь еще она, — посмотрела на пол старушка. — И не мусори мне тут! У меня тут не ваши бараки! У меня стерильно…

— Чего?! — хором воскликнули Жюбо и девушка.

— Того! Стерильно у меня, говорю! — прохрипела бабка, а потом спохватилась. — А, вы про задание? Чего тогда вылупились? Ты у нас новенькая, а эта бестолочь старенькая. Вот он тебе все и покажет. Но сначала пол мне вытрет!

— Бабтонь, мне бы подлечиться надо, — промурлыкал Жюбо, пока нос кожаного сапога развозил слюну по полу.