За гранью грань

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Ресницы у навсея длинные, брови густые. Нет, определенно, Алексия пленника оставит, если выживет. Кожа смуглая, оливковая, волосы с необычным отливом: теперь видно у висков, где новые отросли. Глаза… Ой, да они с ободком! Только сейчас я заметила легкий ореол вокруг зрачка на тон темнее радужки. Мощный, широкоплечий. Губы тонкие, подбородок квадратный – и с ямочкой. Едва заметной, но такой трогательной для убийцы.

— Дария! – сердито окликнула сестра. – Хватит пялиться, он мой!

Показалось, или по лицу темного пробежала гримаса презрения?

— Мне не нужен любовник. — Чистая правда, мужчины – это по части Алексии. — Просто никогда прежде навсея близко не видела. Подержи, пожалуйста, ему руки.

Смирный смирным, а подстраховаться надо. Главный враг любого мага – беспечность, а раненые в предсмертном броске способны положить пол-отряда, читала.

— На нем ошейник, колдовать не сможет, — заверила в полной безопасности Алеския, но, тем не менее, ухватила темного за запястья.

Навсей скривился от боли и со злостью пробормотал: «Ланга!»

Мы для них ланги, они для нас навсеи.

Достала ножницы, которые всегда носила с собой, и разрезала одежду темного. Пару минут молча разглядывала, гадая, стоит ли лечить. Алексия тоже смотрела, но с иными целями: оценивала тело. Цепкий взгляд ощупал каждый дюйм. Особенно Алексию волновало то, что ниже пояса. Сестра томно вздыхала и, не будь меня, наверняка бы распустила руки. Я тоже мельком глянула на мужское достоинство и тут же вернула белье на место. Вроде, повреждений нет, а прочее мне не нужно до свадьбы.

— Хорош, правда? – Алексия плотоядно облизнулась.

— Не знаю, — покраснела я.

— Да брось! – не унималась сестра и стянула с темного белье. – Глянь, какой ладный, красивый! – Пальцы Алексии пробежались по добыче и отпустили. — Неужели неинтересно? Штаны все равно нужно сжечь, — невинно вздохнула она и ловко испепелила одежду прямо на пленнике. – Рубашку тоже – лохмотья же.

Ткань вспыхнула, оставив навсея обнаженным. Вот зачем, спрашивается? Еще успеет развлечься. Им ведь отношения налаживать, а сестра с самого начала все испортила. Еще и мне предложила участвовать. Вот еще! Меня не прельщала возня под одеялом.

— Неинтересно! — огрызнулась я и напомнила: — Он при смерти, а ты о содержимом штанов думаешь! Лучше помоги на кровать уложить. Или, как собаку, на полу держать станешь?

Алексия устыдилась и отвела взгляд.

Темный отчего-то смотрел на меня, нехорошо так смотрел. Будто это я его унизила! Даже обидно стало.

— Уйди, — попросила сестру, когда мы совместными усилиями устроили навсея на кровати. – Ты его нервируешь, да и меня сбиваешь.

— Позовешь! — Алексия неохотно удалилась.

Стоило захлопнуться двери, как я развила бурную деятельность. Разложила содержимое сумки на столике, нагрела воды, приготовила чистые бинты, освежила заклинания в голове. Темный же то ли ворчал, то ли постанывал. Когда вновь склонилась над ним, заметила капельки пота у крыльев носа и плотно сжатые челюсти. Больно ему, очень больно, и не только телу – ауре.

— Верьте мне! — шепнула я и, помолчав, добавила: — Я не заберу силу.

После же… Вот недаром выставила Алексию, она бы руки оторвала. Любой бы на ее месте оторвал, но мне нужна помощь навсея, доступ к его магии. Без этого потуги вылечить не зайдут дальше кожи.

Щелкнул ошейник. Какой он тяжелый и как холодит пальцы! Будто металла на морозе коснулась. Под ошейником гематома. Быстро свела ее, окутав горло темного зеленоватым облачком. Заодно навсей поймет, я лекарь, а не палач. Кажется, сообразил, или просто хитрый. Лежит, не двигается, подозрительно смотрит. А у меня руки дрожат. Ничего во мне, кроме целебной магии, нет, защититься в случае нападения не смогу. Метнется темный смазанной тенью, ударит ребром ладони по горлу – и все, мертва. Видела такое. Перед смертью навсеи частенько находили силы на последний бросок, вкладывая в него всю оставшуюся энергию. Но темный не спешил нападать, наблюдал. Видимо, не считал достойной траты последних крупиц жизненных сил.

Немного успокоившись и убедив себя: ничего дурного, сняв ошейник, не сделала, приступила к лечению. Сначала осторожно перевязала, затем вскинула руки и зажмурилась.

— Глупая ланга, — донесся сдавленный шепот раненого, — ты открылась!

Вздрогнула, сообразив, о чем он, но продолжила лечение. Краем глаза заметила черное облачко, однако заставила себя стоять, где стою. Он слаб, он не сумеет. А если нет? Не пожалеет: темным незнакомо это чувство.

Облачко развеялось, едва коснувшись пальцев. Навсей застонал и закатил глаза. Я же, унимая дрожь, погрузилась в ауру темного. Она оказалась вязкой и дырявой, только успевай штопать. Взмокнув, закатала рукава и чуть ли не легла на раненого. Пальцы искали прорывы и зашивали. Губы непрерывно бормотали десятки заклятий. Надеюсь, сумею.

Прикосновение темного заставило дернуться и вернуться в вещественный мир. На память о невидимом щупальце осталась красноватая метка на щеке, будто высыпание.

— Ты открылась! — с усмешкой повторил навсей. – Но ты не маг.

Вот так заявление! От возмущения даже о собственной ауре забыла, а зря, темный до нее таки добрался. Пока только исследовал и черпал силы, но лиха беда начало. Я же, парализованная, не могла двигаться. Тело отказывалось подчиняться, даже дышала по приказу навсея.

Думала, убьет – нет, отпустил, втянул то самое черное облачко – свою вторую половину. И сразу побледнел, захрипел. Спрашивается, зачем так надрывался? Повязка на животе тут же взбухла от крови, вправленный перелом заново вспучился обломками кости. Терпеливо вылечила все снова и поднесла к губам питье – снотворное. Лучший союзник больного – отдых, но, мучаясь от боли, глаз не сомкнешь. Заодно во сне снова застегну ошейник, только бархотку проложу, чтобы уменьшить повреждения. Ток энергии она не изменит, а жизнь навсею облегчит.