Летняя роза

Оглавление

«Очевидно, он напрочь забыл обо мне. — Милисент яростно встряхнула полотенце для посуды, прежде чем повесить его на веревку. — Мне следовало бы иметь больше здравого рассудка. Как можно поверить, будто этот мужчина заинтересовался мною. Мое время свиданий давно миновало».

Но даже упрекая себя, она никак не могла подавить острые приступы обиды, терзавшие ее при мысли о своей унылой жизни. Милисент прислонилась головой к шесту, поддерживавшему веревку. Порой это казалось невыносимо несправедливым. Она вспомнила о своей принесенной в жертву юности, утраченной любви и о детях, которых у нее никогда не было.

Мать Милисент умерла, когда она была совсем маленьким ребенком, и ее милый папа всегда старался быть для нее одновременно и матерью, и отцом. Он сделал ее детство замечательно счастливым. Но когда ей исполнилось восемнадцать, его сразил удар, и с тех пор роли их поменялись.

Ей никогда не забыть убитое горем выражение его лица, когда он понял, что не сможет шевелиться или говорить — может быть, это была паника, вызванная беспомощностью. Она: отказалась покинуть его, успокаивая его страхи и ухаживая за ним.

На первых порах молодые люди продолжали заходить к ней в гости, но, когда недели превратились в месяцы, а месяцы в годы, поклонники женились на тех, у которых не было отцов, нуждавшихся в уходе. Отец не хотел, чтобы она жертвовала собой ради него. Он до боли ясно давал ей это понять. Но она не могла оставить его, как он не оставил ее, когда умерла мать. И Милисент убедила себя, что нет ничего страшного в том, что она не ходит на танцы и вечеринки. По мере того как подружки одна за другой выходили замуж, она одаривала их улыбкой, желая им «всего наилучшего», и почти убеждала их в том, что сама вовсе не испытывает отчаянного желания иметь мужа и собственную семью.

Но шли годы, и она все меньше пользовались симпатией и вниманием, потому что к тому времени уже считалась старой девой без каких-либо перспектив на замужество. Потом отец умер, очень тихо, во сне, причинив своей кончиной ничуть не больше забот, чем при жизни. С его смертью она осталась одна в этой жизни.

Одинокая слезинка навернулась на глаза и покатилась вниз по щеке. Милисент сердито смахнула ее с лица. Она не желала плакать из-за этого лохматого ковбоя.

С новой силой она выхватила из корзины, стоявшей у ног, красную скатерть и пришпилила прищепками к веревке. На мгновение задумавшись, Милли стала расправлять складки своего платья, как вдруг руки ее замерли. Показавшееся вдалеке облако пыли говорило о приближении всадника.

Милисент почувствовала неведомое ей раньше сильнейшее сердцебиение от одной только мысли, что это может оказаться Ринго, но затем ее охватил новый приступ ярости. Она нагнулась и достала из корзины следующую стираную вещь, решив не обращать внимания на приближающегося всадника, Стук копыт становился все отчетливее, Милисент беспокойно набросилась на остатки белья.

Ринго подъехал к веревке с бельем и легко спрыгнул с седла. Уверенным шагом он подошел к ней и снял шляпу.

— Милли. Ты радость для уставших глаз. Черт меня побери, если ты не самая красивая из всех, кого я видел… ну, не знаю когда!

Милисент подняла на него глаза, сверкавшие яростью. Чертов мужик! Не показываться неделями, а затем заявиться в тот самый миг, когда она выглядела самым отвратным образом, да вдобавок ко всему этому еще оскорбить ее таким наглым комплиментом. Она начала выходить из себя еще и от того, что ее влажное от пота платье совершенно измялось на этой жаре. К тому же она знала, что волосы ее торчали во все стороны и в беспорядке падали на лицо.

— Да как ты смеешь? — прошипела она.

— Как?..

Лицо Ринго вытянулось от смущения. Наконец он опустил свою шляпу.

— Не знаю, в чем дело, но могу сказать, что ты явно заехала куда-то не туда…

— И ты еще смеешь? — Милисент с трудом сдерживала злость.

— Да, мэм. Но клянусь своей жизнью, не могу понять, в чем дело. Я приехал, сказал какая ты красивая и…

— Оооох!

Лицо Милисент покраснело, в глазах сверкнуло пламя, словно она вот-вот готова была взорваться. Ринго невольно попятился назад.

— Ну, Милли, будет, — попробовал защититься он, в то время как она бросила взгляд сперва на него, затем на висевшее вокруг белье.

— Не смей говорить мне «Ну, Милли»! — почти закричала она, наклоняясь к корзине, стоявшей около ног. Прежде чем Ринго успел ответить, он почувствовал холодный, ошеломляющий удар по лицу мокрым стираным полотенцем. Оторопев, он застыл и минуту не шевелился, прежде чем убрал его с лица. Как только он это сделал, Милисент тут же прицельно швырнула в него мокрую рубаху. На этот раз она задела лишь плечо.

Боже милостивый! Она, должно быть, сошла с ума от жары. Он осторожно двинулся к ней, ловко уклоняясь от мокрых вещей, летевших в него, как из пулемета. Когда она вновь наклонилась к корзине, он схватил ее за руки и притянул к себе.

— Милисент, — взмолился он.

— Не прикасайся ко мне, хам!

— Хам?

— Ты приезжаешь сюда после того, как я неделями не видела тебя, и теперь еще набираешься наглости назвать меня красивой!

Наконец-то до него дошла причина ее ярости.

— За то, что будто бы неискренне назвал тебя красивой, а?

Милисент заметила искорки смеха в его глазах, и это только подлило масла в огонь ее ярости. Ему хорошо смеяться. Он-то не проводил бессонные ночи, волнуясь и проливая слезы только лишь затем, чтобы потом оказаться застигнутой врасплох и выглядящей как грязная и всклокоченная овца.