Комкор

Оглавление

Эх…, жалко будет отдавать эти гаубичные артполки, ведь мы с Пителиным задумали ещё одну хитрую комбинацию под Слонимом. Без этих артполков она будет невыполнима. Но, что же делать, против прямого приказа командования не попрёшь, а воспользоваться той неразберихой, которая возникла 22 июня, уже, наверное, не получится. Ладно…, придётся крутиться с теми силами, которыми располагает бригада и бить в самые уязвимые места фашистов, ведь теперь, располагая картой Гудериана и своими прошлыми воспоминаниями о начале великой войны, я уже буду знать, где находятся эти самые слабые места в немецких порядках.

Да, именно так…, одну подробную карту из портфеля Гудериана я нагло присвоил и положил к себе в планшетку. Вышестоящим штабам вполне хватит и тех карт, которые находятся в мешке с секретными немецкими документами, а для нас с Пителиным эта единственная карта, с обозначенными на ней местами дислокации и дальнейших действий всех, достаточно крупных немецких частей, была просто необходима для планирования дальнейших действий бригады. Знаю я натуру начальства — хапнут всё, подчистую, и, черта с два, у них потом добьёшься хоть толики данных, добытых тобой же.

Мои, как всегда пространные, размышления прервались звуком автомобильного клаксона — это наш трофейный трёхостник выбрался на дорогу, и Витька Синицын, управляющий им, как обычно, созорничал; вдавил клаксон до упора — мол, вот, это я еду, на вездеходе, а вы тут, салаги, пыль глотаете, да с самолётами бьётесь, а нужно, всего-то, с асфальта съехать и в лесу воздухом свежим подышать пока тут бомбы кидают. Хитрющим типом был этот красноармеец, но шустёр, зараза, и сообразителен, за это я многие шкоды ему прощал. Да, в храбрости и лихости ему не откажешь, а ещё парень весьма любознателен и инициативен. Выходец из Смоленской глубинки, практически без образования, он легко смог освоить устройство и вождение автомобиля, и при этом без отрыва от обучения основным воинским премудростям. Синицын служил в роте Курочкина, а я знаю, как Ряба гоняет своих подчинённых; пока не добьётся нужного результата, с живого не слезет. Для меня было удивительным, когда Курочкин попросил Шерхана позаниматься с красноармейцем Синицыным вождением. По этому поводу у меня был разговор с Рябой, и тот охарактеризовал парня очень положительно. Естественно, после этого я разрешил Наилю позаниматься с бойцом и, оказывается, очень правильно сделал. Вот, где бы мы нашли водителя на трофейный грузовик? А тут, вон, пожалуйста, готовый кадр, и учил его не кабы кто, а сам Шерхан.

Глава 2

Уже полностью отрешаясь от всех посторонних мыслей и возвращаясь к сиюминутным событиям, я шагнул в сторону тормознувшего метрах в десяти от меня, трофейного грузовика, за мной, естественно, последовал и Шерхан. Туда же подошли выбравшиеся из своих броневиков, сержанты Ковалёв и Брызгалин. У капота Хеншеля у нас произошло мини совещание, вернее, это были мои приказы на порядок дальнейших действий, при этом сержанту Ковалёву приходилось кричать практически в ухо, чтобы до него дошли распоряжения. Приказы были очень простые — быстро рассаживаемся по автомобилям и в темпе вальса гоним в штаб бригады. Там я ориентируюсь по обстановке, захватываю с собой Пителина и, пополнив колонну эмкой начальника штаба, двигаемся в Волковыск, при этом мы с Шерханом теперь передвигаемся в кабине 'Хеншеля'. Порядок движения бронеавтомобилей остаётся прежним, задерживаемся только возле стоящих неподалёку танков КВ, чтобы выяснить, кого же всё-таки бомбили немцы и оценить последствия этого авиаудара. Дальше двигаемся без остановок до, организованного силами бригады, пункта сбора бойцов Красной армии, потерявших свои части и бегущих на восток. Этот пункт должен был располагаться километрах в пяти от места, где мы попали под авиаудар — на дороге между Зельвой и Сланимом и служил своеобразным заслоном. Командиром там был лейтенант госбезопасности Бедин, который до начала войны отвечал за содержание и охрану интернированных поляков, работающих в качестве дорожных рабочих в Белостокском областном Гушосдоре НКВД СССР. Лейтенант после начала немецкого вторжения попал в кошмарную ситуацию — не имея никаких приказов на эвакуацию интернированных поляков, он вместе с тридцатью семью бойцами был вынужден сидеть возле своих подопечных и обречённо ожидать появления частей вермахта. У лейтенанта нервы были уже на пределе, когда у него сформировалось решение расстрелять почти пятьсот бывших польских военнослужащих и после этого эвакуироваться со своими бойцами. Спасло поляков, да и самого Бедина, скорее всего, арестованного бы после такого самоуправства, моё появление в лагере интернированных. А там я оказался по просьбе жителя Белостока Ежи Топехи. Он работал водителем рейсового автобуса и был мобилизован вместе со своим транспортным средством после начала немецких бомбардировок и передан в моё распоряжение. Именно на его автобусе мы добирались в место расположения штаба бригады. Так вышло, что по пути в бригаду пришлось вступить в схватку с немецким десантом. В этом бою принял участие Ежи, он тогда спас мне жизнь. После этого я не мог отказать Ежи в помощи по освобождению из лагеря интернированных поляков его родного брата. Направляясь туда, я собирался вытребовать у Гушосдоровцев нескольких дорожных рабочих (включая и брата Ежи) в распоряжение седьмого ПТАБРа для возведения противотанковых укреплений, а потом, добравшись до своей бригады, распустить этих поляков по домам.

В процессе разговора с лейтенантом госбезопасности я понял, какая опасность нависла над всеми поляками, содержащимися в лагере Гушосдора, и предложил Бедину расформировать лагерь, распустив всех интернированных, а для отчёта перед его начальством составить акт, что все они переданы в распоряжение седьмого ПТАБРа для возведения противотанковых укреплений. Для лейтенанта это был отличный выход из того кошмарного положения, в котором он оказался, и моё предложение было практически сразу же принято. Более того, Бедин со своими людьми после расформирования лагеря Гушосдора присоединился к бригаде. Вот эту группу бывших охранников, усиленную взводом младшего лейтенанта Анисимова из роты Курочкина, я и направил на организацию своеобразного пункта сбора и фильтрации, потерявших командование и пытающихся покинуть зону боевых действий, военнослужащих. Прошедшие проверку красноармейцы и командиры, направлялись в спешно формируемый лейтенантом Курочкиным, сводный батальон. Лиц, не прошедших проверку, а так же паникёров и провокаторов я приказал расстреливать на месте. Такое решение сформировалось у меня из-за собственных наблюдений и рассказов подчинённых о положении, сложившемся на дорогах после начала немецкого вторжения — везде творился форменный бардак; никаких пикетов, заслонов, проверок документов, одним словом, настоящий рай для диверсантов и провокаторов. Все структуры НКВД сразу куда-то испарились, а большим армейским начальникам было не до того, ведь фронт трещал по швам. Я был не очень большим начальником, но зато имел в этом вопросе личный, весьма шкурный интерес. В моей бригаде практически не осталось резервов, а тут — тысячи растерянных, потерявших командование красноармейцев бродят по дорогам. Нельзя было упускать возможность пополнить ряды бригады этими бойцами. Многие из них уже побывали в боях и, как правило, не были трусами; растерявшиеся — да, слегка запаниковавшие — может быть, но если красноармеец, очутившись в такой ситуации, не побежал выпустив из рук оружие, он однозначно подходил нашей бригаде. Вот таких людей и должен был отбирать заслон Бедина. А подчинённые у него были людьми опытными, и врагов в наши ряды не пропустили бы.