До тебя (ЛП)

Оглавление

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Знаю, мои слова прозвучали глупо. Я не хотел все выставить так, будто ей повезло больше, чем мне. Просто мне казалось, что я должен сказать хоть что-нибудь, чтобы ей стало лучше. Или даже обнять ее – именно это мне сейчас очень хотелось сделать. Но я не стал. Просто сменил тему.

– Я видел, у твоего папы есть старая машина.

Она не посмотрела на меня, но закатила глаза.

– Это Шеви Нова, а не какая-то старая машина.

Я знал марку. Хотел проверить, знала ли моя соседка.

– Мне нравятся машины. – Я снял свои кеды DC, позволив им свалиться на землю. Она сделала то же самое со своими красными Конверсами. Наши босые ноги раскачивались туда-сюда в воздухе. – Когда-нибудь я буду гонять на Петле, – сказал ей.

Ее глаза оживились; она повернулась ко мне.

– Что такое Петля?

– Гоночный трек, где собираются взрослые ребята. Мы сможем туда попасть, когда перейдем в старшие классы, но нам понадобится машина. Ты можешь прийти, поболеть за меня.

– А почему мне нельзя будет поучаствовать в гонке? – Девочка выглядела сердито.

Она серьезно?

– Не думаю, что они разрешают девчонкам гонять, – ответил я, пытаясь не рассмеяться ей в лицо.

Она прищурилась, отвернувшись в сторону улицы.

– Ты заставишь их, чтобы мне разрешили.

Уголки моих губ приподнялись, но я сдержал смех.

– Может быть.

Обязательно.

Соседка протянула мне руку для рукопожатия.

– Я Татум, но все зовут меня Тэйт. Мне не нравится имя Татум. Понял?

Я кивнул, пожимая ее ладошку, и ощутил, как по руке разлился поток тепла.

– Я Джаред.

1

Шесть лет спустя...

Кровь стекает по моей нижней губе на пол, будто струя красной краски. Я даю ей собраться во рту, пока она не прольется наружу, потому что сплевывать чертовски больно.

– Пап, пожалуйста, – молю я; мой голос дрожит вслед за всем телом, содрогающимся от страха.

Мама была права. Он плохой человек, и я жалею, что уговорил ее разрешить мне провести лето с ним.

Я стою на коленях на кухонном полу, дрожа, со связанными за спиной руками. Грубая веревка врезается в запястья.

– Ты что, умоляешь, мелкий сопляк? – рычит отец. Ремень снова хлещет по спине.

Зажмуриваю глаза, когда кожу между лопатками словно обдает огнем. Закрыв рот, пытаюсь не издать ни звука, вдыхая через нос до тех пор, пока боль не стихнет. Мои губы опухли, вязкий металлический привкус крови ощущается на языке.

Тэйт.

Ее лицо всплывает в памяти, и я скрываюсь в собственных мыслях, где есть только она. Где мы вместе. Ее солнечные волосы развивает ветер, пока мы взбираемся на валуны возле рыбного пруда. Я всегда поднимаюсь позади нее, на случай, если она оступится. Ее глаза цвета грозового неба улыбаются мне.

Но голос отца все равно пробивается через барьер.

– Никогда не умоляй! Никогда не извиняйся! Вот, что я получил, позволив этой шалаве растить тебя столько лет – труса. Ты стал трусом.

Моя голова запрокидывается назад, а кожу саднит, когда он хватает меня за волосы, чтобы я смотрел ему в глаза. Живот сводит, когда чую его дыхание, провонявшее пивом и сигаретами.

– По крайней мере, Джекс слушается, – шипит отец сквозь зубы; у меня внутри все переворачивается от тошноты. – Разве не так, Джекс? – выкрикивает он через плечо.

Отец отпускает меня, затем подходит к морозильнику в углу кухни и стучит дважды по дверце.

– Ты там еще живой?

Каждый нерв на моем лице вспыхивает от боли, когда я пытаюсь сдержать слезы. Не хочу плакать или кричать, но Джекс, второй ребенок отца, провел в морозильной камере почти десять минут. Целых десять минут, совершенно беззвучно!

Почему отец так делает? Зачем наказывает Джекса, если злится на меня?

Только я сижу молча, потому что этого он ждет от своих детей. Если получит то, что ему нужно, может, выпустит моего брата. Джекс там, наверно, замерзает. Я даже не знаю, хватает ли ему воздуха. Как долго человек может выжить в морозильнике? Возможно, он уже мертв.

Боже, он же просто ребенок! Я моргаю, чтобы не расплакаться. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

– Ну… – Отец отходит к своим дружкам, Шерилинн – идиотке с растрепанными волосами, и Гордону – убогому подонку, который странно смотрит на меня.

Оба сидят за кухонным столом, довольствуясь какой-то наркотой, оказавшейся в меню на сегодня, не обращая внимания на то, что происходит с двумя беспомощными детьми в комнате.

– Какие идеи? – Мой отец кладет руки им на плечи. – Как мы научим моего пацана быть мужиком?

Я резко проснулся. Пульс бешено колотился, отдаваясь в шею и голову. Капля пота стекла по моему плечу; я моргнул, вглядываясь в стены своей комнаты.

Все в порядке.Я тяжело вздохнул. Их тут нет. Это всего лишь сон.

Я у себя дома. Отца тут не было. Гордона и Шерилинн нет и в помине.

Все хорошо.

Только мне всегда надо удостовериться.

Веки словно свинцом налились, но я сел на кровати, быстро оглядывая спальню. Рассвет, просачивающийся через окно, бил по глазам хуже прожектора, поэтому я прикрыл их рукой, защищаясь от болезненных лучей.

Мелочевка с комода была сброшена на пол. Однако мне не впервой устраивать бардак, когда напьюсь. Без учета незначительного беспорядка, в комнате было тихо и безопасно.