Коло Жизни. Бесперечь. Том 1

Оглавление

– Боримир Ягы, потолкуем позже, – не менее авторитарно протянул Липоксай Ягы, повелительно кивнув.

И повенецкий вещун немедля двинулся вслед за Благородом, пред уходом не забыв поклониться божественному чаду. Когда створки дверей за ушедшими закрылись, и ЗлатЗале никого кроме Липоксай Ягы и Есиславы не осталось, старший жрец, опустившись на свой достаточно широкий трон, взял на колени, и крепко обняв любимое чадо, наново заставил рассказать ее о случившемся. Стараясь не только услышать про Бахаря, и повеления Бога, но и желая выведать про сам сон и ощущения испытанные отроковицей. Про сон Еси, как и указал Стынь, не рассказала, а про ощущение толком и не смогла, потому как была еще ребенком.

Липоксай Ягы был очень мягок и нежен с девочкой, так как дюже сильно ее любил, но с теми, кто ему подчинялся, кто от него зависел всегда суров, требуя четкого исполнения поставленных им задач. И, конечно, для него считалось неприемлемым, чтобы кто-то его ослушался, аль поступил против, недопустимым, чтобы кто-то творил без его ведома, за спиной, поддерживая сторонние интересы.

Глава четырнадцатая

В казонке находился не только Липоксай Ягы, но и Таислав, и Девясил, еще один из помощников вещуна, вельми высокий, худой мужчина с темно-русыми волосами, когда в помещение вошел Бахарь. Это был и вовсе исхудавший мужчина, точно почасту не доедающий в детстве, а потому какой-то забито-полусогнутый. Его блекло-белые повисшие, подобно соломе волосы смотрелись взъерошенными, в одеянии чувствовалась не столько неряшливость, сколько помятость. Та же самая измятость ощущалась на лице знахаря, может потому бледная на нем кожа местами покрылось пятнами, нос явственно припух, а под ним на губах зрелись размазанные потеки юшки, очевидно, утертой перед детинцем старшего жреца. По его внешнему облику, становилось ясным, что Бахарь сразу понял, зачем вызван в детинец. Он, уже вельми долго прислуживающий Радею Видящему и слывущий верным человеком, выходя из своего дома, под охраной наратников, даже попытался убежать. Однако ту безумную попытку немедля остановили, а Бахаря связав, посадили в крытую карету, чтоб он своим потоптанным видом не пугал соседей и не привлекал внимания. Войдя в казонок, Бахарь немедля повалился на колени пред столом вещуна и громко зарыдал.

– Как ты смел… как, – прорычал, сидящий на стуле за столом, Липоксай Ягы, и лицо его побурело. Он был очень разгневан, не только тем, что действовали за его спиной, но и тем, что здоровье столь дорогого ему ребенка подвергли обряду. – Кто? Кто тебя надоумил? Кто заплатил? Кто давалец?

– Не знаю… кто, – мешая слезы и слова, с трудом выдохнул из себя Бахарь, не смея поднять голову и взглянуть на вещуна. – Он не назвался. Сказал, чтобы я напоил настоем чадо. Провел обряд и посмотрел, как божество будет себя вести. Но я только напоил. Обряд прозорливости побоялся проводить, потому как, ее ясность, испив несколько глотков, нежданно без всякого обряда вошла в транс, бездвижно окаменев. Я испугался, хотел было убежать, но божество вдруг глубоко вздохнуло, окаменелость с тела спала. Чадо повернулось на правый бок и уснуло.

– Ты встречался с заказчиком? – голос Липоксай Ягы мешал в себе металлический звон гнева и единожды страх за здоровье девочки, посему Бахарю чудилось, то говорит не старший жрец, а ударяются подле его головы клинки мечей, жаждая проломить череп.

Липоксай Ягы стремительно кивнул Таиславу, как и Девясил, замершему рядом с дверными створками и ведун, немедля, вроде читая мысли своего старшего вышел вон из казонка.

– Завтра. На завтрашний вечер назначена встреча, – продолжал стенать Бахарь и, наконец, приподняв голову, с неприкрытым ужасом уставился в ставшие темно-голубыми очи вещуна. – В трактире «Открытая ночь». Он будет ждать меня в восемь.

В казонок открылась одна створка дверей, и вошли Таислав, Радей Видящий и Браниполк, синдик, возглавляющий военную часть нарати.

– Радей Видящий, – обратился к знахарю Липоксай Ягы. – Немедля осмотрите божественное чадо. Ибо она вчера из-за настоя впадала в транс, без проведения обряда окаменела на чуть-чуть, а засим сама из него вышла. Осмотреть и тот же миг мне сообщить, не повлияло ли это на здоровье, и как ее самочувствие ноне. И поколь прервать какое-либо обучение… прогулки… Поторопись Радей Видящий.

Старший знахарь, за эти годы ссутулившийся еще сильней и вовсе пригнул голову, на каковой короткие волосы приобрели серебристый оттенок, растеряв нынче и прежнюю белизну, ранее подтвердивший, что не давал указаний поить, чем божество, торопливо кивнул, и, обдав презрительным взглядом своего помощника, поколь лежащего на полу на коленях, отправился выполнять указанное. Когда за Радеем Видящим закрылась створка дверей, Липоксай Ягы сомкнул очи, стараясь скрыть от оставшихся в казонке свою взволнованность, поелику считал, что по собственному недосмотру нарушил веление Бога Дажбы, который, как он догадался, нынче подарил дарицам возможность излечения от степной лихорадки. Вещун не боялся гнева Зиждителя, он просто расстроился, что не справился с возложенными на него обязанностями. Ведь Бог Дажба еще тогда восемь лет назад решительно запретил ему проводить в отношение божества какие-либо обряды, принятые в жреческой среде. Какое-то время Липоксай Ягы сидел молча, и в комнате

также плыла тишина, порой нарушаемая, чуть слышно поскуливающим от страха, стоящим на коленях, Бахарем, не ожидающим, что все так скоро расстроится.