А если Бог это я?

Оглавление

1/28
Следующая

Анджей Земянский
А ЕСЛИ БОГ ЭТО Я?

Графитового цвета хонда промчалась по мосту Тысячелетия, как будто тот был обычным мостиком над небольшой речушкой, а не одно из крупнейших строений такого типа во всей стране. Водитель даже не успел глянуть ни на зимнюю стоянку грузовых барок, ни на парусные лодки, стоявшие у набережной полуострова. Надежная Кася, или же штурман Джи-Пи-Эс, делала свою работу без сучка без задоринки. И нельзя сказать, будто бы водитель не помнил трассу, но компьютерная девица всегда успевала напомнить о том, чтобы сменить полосу движения. Весной Ружицкий ездил задумчивым и счастливым, хотя бы по причине льющегося в окно теплого и пахнущего свежестью воздуха. Когда Кася приказала ему свернуть направо, пришлось притормозить. На Поповицкой пробки, правда, не было, всего лишь легонький запорчик. На Пильчицкой он снова нажал на педаль газа.

— Держись левой стороны, — напомнила Кася.

Она была права, а весенний вечер способствовал задумчивости. Ружицкий включил поворотник. Обнаружив просвет в сплошном потоке машин, идущих с противоположной стороны, он свернул влево, на широкую, осененную платанами подъездную дорогу. Бесконтактный датчик поднял шлагбаум; когда водитель заглушил двигатель, стекла поднялись самостоятельно.

— Добрый день, пан доктор! — Беата, секретарша шефа налетела на паркинге, когда Ружицкий не успел еще толком выйти.

— Привет, красавица Беата. Плохо, совсем паршиво или все катится в задницу?

Женщина слегка скривила носик.

— Скорее всего, последнее.

— Даже так?

— Дело даже не в том, — девица едва поспевала за ним, стуча каблучками по гранитной плитке. Чувство равновесия у Беаты было просто фантастическим — ни разу не споткнулась. — Новых пациентов только двое. Зато дети крупных шишек! Шеф обделался, сидит с ними сейчас и не знает, что делать.

В присутствии Ружицкого Беата могла позволить себе пооткровенничать и даже матерок подпустить. Доктор считался «своим парнем».

— Вот же, блин. А я так надеялся на спокойную ночь.

— Надеялся, говоришь?

Беата глянула искоса, бегом поспешая за Ружицким. Но его взгляда ей уловить не удалось.

— Ну да, необходимо помнить о надписи над карнизом у входа: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

Секретарша инстинктивно зыркнула в ту сторону. Да нет, девиз по-прежнему гласил: «Мы — ваша надежда». Огромные двери беззвучно раздвинулись перед ними.

— Пан доктор! Пан доктор, что с моим сыном?

— Пан доктор, Оля останется нормальной?

Ружицкого осадила толпа из полутора десятков членов семей, перемещавшихся туда-сюда по шикарному вестибюлю. Беата вместе с тут же подбежавшим портье расталкивали наступавших цепью людей.

— Пан доктор, на вас одна надежда!

— Пожалуйста, умоляю вас. Вот все результаты анализов из больницы… Пан доктор!

Полная женщина размахивала веером бумажек. Но портье был выдрессирован как следует: настырную просительницу он отпихнул и деликатно, и в то же время решительно.

— Сейчас вас пан доктор принять не может! — голос у портье был очень решительным. — Приходите только в назначенное вам время.

Беата открыла ключом внутреннюю дверь. Эта дверь не могла быть автоматической, иначе толпа прорвалась бы в коридор. Портье искусно переместился из авангарда в арьергард, превратившись в Рейтана.

— Господа, нельзя, — заслонил он проход всем своим телом. — Нель-зя!

— Но только пан доктор может нам помочь!

— Нельзя! — только и повторял тот. — Приходите в назначенное вам время.

— Но ведь…

— Но ведь пан доктор без предварительной договоренности не принимает.

Беате удалось плотно закрыть стеклянную дверь. К счастью, та была звуконепроницаемой.

— Что это за пациенты? — спросил Ружицкий.

— Те, что от пана министра, так там несчастный случай.

— Какого министра?

— Не знаю. Я его по ящику не видела.

— Может — Странных Действий?

— Не-е, Клиза я знаю, — молниеносно отрезала секретарша. — Этот тут, похоже, какой-то зам или что-то в этом роде. Шеф должен знать.

— А что с ним?

— Не с ним. Сын на мотоцикле во что-то врезался. Позвоночник, полный паралич тела, едва-едва шевелит головой. Каждую ночь у него кошмары. Ему снится, будто бы он парализован, мучается, пытается проснуться, а когда просыпается, то…

— Господи Иисусе! — Ружицкий взмахнул рукой. — Иисусе Христе! — он даже резко остановился. — Сочувствую! Выходит, что самый страшный ужас — это действительность.

— Ну так, — Беата тоже остановилась. — Помочь нам удастся?

— Если проявит волю к сотрудничеству. Ведь он сейчас в некоем чудовищном коконе, сотканном из ужасов. — Ружицкий продолжил движение по коридору. — А только это будет пахотой под уклон.

— Потому-то вся надежда только на вас.

— У хирургов помощи просить, конечно же, не станем?

— А они ничего и не сделают. Согласно их знаниям, паралич — это до конца жизни.

Мужчина кивнул.

— А второй случай?

— Дочка местной шишки. Пятнадцать-шестнадцать лет. Всю ночь спит и смеется. Родители подозревают, что у нее не в порядке с головой.

Ружицкий расхохотался.

— Сами они ненормальные. Через неделю их совершенно здоровая доченька вернется домой.

— Э нет, нет-нет, — погрозила ему пальцем Беата. — Пан шишка очень даже бабланутый, а у нас здесь частная клиника. Так что приказ от начальства таков: придержать девицу здесь не меньше месяца.

«Бабланутый». Что это за прилагательное? «Имеющий много денег»? Мужчина чувствовал, что иногда начинает теряться в меандрах новояза.