Серый кардинал

Оглавление

На первый взгляд Бетьюн производил впечатление тучного и напыщенного человека лет пятидесяти, с двойным подбородком и редкими волосами. Последнее обстоятельство могло более неблагоприятно отразиться на его шансах, чем незаконное дитя любви. Его сопровождали деловитый мужчина, похожий на Мервина Тэка (который и правда оказался агентом Бетьюна), и нервная женщина, недоверчиво смотревшая исподлобья на весь мир. Ей показали стул в первом ряду зрителей, а драгоценная Полли, низко наклонившись, представила меня жене Пола Бетьюна, Изабель.

Изабель испытывала жесточайшее неудобство от того, что я сижу рядом с ней. Но я одарил ее своей самой лучшей обезоруживающей улыбкой и сказал, что вряд ли ей так хотелось избежать присутствия в этом зале, как мне.

— Я только что закончил школу, — сообщил я ей. — И ничего не понимаю в политике. Насколько я знаю, для вас и мистера Бетьюна это третья кампания. Поэтому у вас, наверно, это не вызывает такого замешательства, как у меня.

— О боже, — вздохнула она. — Вы совсем ребенок, наверно, вы не знаете...

— Мне почти восемнадцать.

Она чуть улыбнулась и вдруг окаменела до полной неподвижности. Лицо побледнело, видимо, от худшей катастрофы, чем мое соседство.

— Миссис Бетьюн, что случилось? — спросил я.

— Этот человек, — пролепетала она. — О господи.

Я взглянул, куда она смотрела, и увидел Бэзила Рудда.

— Это не Ушер Рудд, газетчик, — поняв, успокоил я ее. — Это его кузен, Бэзил Рудд. Он ремонтирует машины.

— Это он. Пишущее чудовище.

— Нет, миссис Бетьюн. Это его кузен. Они очень похожи. Но это Бэзил.

К моему абсолютному ужасу, она начала плакать. Я отчаянно искал глазами помощь, но Полли по уши увязла в проводах к микрофону и к телевизионным камерам. А Пол Бетьюн, заметив, что жена расстроена, намеренно отвернулся, состроив сердитую гримасу неудовольствия.

Недобрый подонок, подумал я. И к тому же тупой. Если бы он проявил ласковую заботу, это заработало бы ему голоса.

Изабель Бетьюн неуверенно приподнялась, безуспешно пытаясь найти в довольно потрепанной черной сумке хоть что-нибудь, чтобы вытереть слезы.

Жалея ее, я предложил ей взять меня под руку, а сам расчищал дорогу к двери.

Она все время бормотала отрывистые, почти невразумительные объяснения:

— Пол настаивал, чтобы я пришла... Я не хотела... но он сказал, что с таким же успехом я могу ударить его ножом в спину, если не пойду... А теперь он в такой ярости, но чего он ждал, как я могу... после всех фотографий в газете с этой девушкой... И она не против или почти не против, чтобы ее снимали. Он хочет, чтобы я улыбалась и делала вид, что не возражаю. Он заставляет меня выглядеть дурой, и, думаю, я и есть дура. Но я не знала об этой девушке, пока все не попало в газету. И он не отрицает. Он говорит, а чего я ждала...

Через вестибюль мы вышли на свежий воздух. И каждый входивший с голодным любопытством пялился на слезы Изабель. В семь тридцать вечера до милосердных сумерек еще далеко, и я увлек ее подальше от входа. Она без всякого сопротивления дошла со мной до ближайшего угла.

Городская ратуша составляла одну из сторон узорно выложенной камнями площади. К ней примыкал «Спящий дракон», а магазины (и штаб-квартира партии) образовывали две другие стороны. От каждого угла отходили широкие аллеи, которые когда-то были дорогами, и на одной из них находился парадный вход в городскую ратушу. Вдоль той стороны ратуши, которая смотрела на площадь, шла своеобразная аркада — закрытая галерея с колоннами и скамейками для отдыха и уединения. Изабель Бетьюн рухнула на одну из скамеек. И после момента малодушия, когда мне хотелось отделаться от нее, я сел рядом, не представляя, о чем мы будем говорить.

Но я зря беспокоился. Она, не переставая, рыдала, выплескивая свое несчастье и обиду на несправедливость обстоятельств. Я слушал вполуха и наблюдал, как отчаяние кривит ее накрашенный рот. И вдруг у меня мелькнула мысль, что, хотя сейчас у нее распухшие глаза и седые пряди в волосах, еще совсем недавно она была миловидной женщиной. Пока Ушер Рудд кувалдой не разбит мирок, вполне удовлетворявший ее.

И сыновья у нее такие же плохие, всхлипывая, причитала она. Пятнадцати и семнадцати лет. Они злятся и спорят, что бы она ни сказала, и без конца жалуются. Если Пола изберут, он по крайней мере меньше будет бывать дома. И, ох, боже мой, она не хотела этого говорить, но или она, или он, — а куда она пойдет?

— Ума не приложу, что мне делать, — всхлипнула она.

Изабель Бетьюн дошла до полного нервного расстройства, подумают я.

Мне было только двенадцать, когда тетя Сьюзен стонала и кричала, и хлопала дверями. Потом проехала на семейной машине по лужайке и врезалась в живую изгородь. Тогда ее отвезли в больницу. Но ей стало еще хуже, когда ее второй сын присоединился к группе, исполняющей музыку в стиле рэпа, отрастил бороду и подхватил СПИД. Дядя Гарри обратился к отцу за помощью. И так или иначе, но мой родитель восстановил в семье порядок и вернул какое-то равновесие тете Сьюзен. Дом, конечно, не стал веселым и счастливым, но в нем перестали ругаться.

— Ваши сыновья хотят, чтобы избрали мистера Бетьюна? — спросом я Изабель Бетьюн.

— Они только ворчат. Из них слова не вытянешь. — Она шмытнула носом и вытерла пальцами глаза. — Пол думает, что он легко бы одолел Оринду. Но Джордж Джулиард, говорит он, это другое дело. Ох! Я забыла, что вы его сын!

Мне нельзя откровенно разговаривать с вами. Пол разозлится.

— Не говорите ему.

— Не скажу... Вы не хотите выпить"? — Она покосилась на «Спящего дракона». — Бренди?