Дитя эпохи

Оглавление

В общем, в таком роде.

Я изучил только один трактат из четырнадцати, а Василий Фомич уже успел сделать ответный ход.

Собираюсь

На этот раз Смирный поднял на ноги общественность. Общественность обычно охотно поднимается на ноги. Можно сказать, она только этого и ждет.

Общественность можно поднимать на ноги различными способами. Василий Фомич пошел по пути коллективного письма. Не знаю, где он набрал в Верхних Петушках столько народу. Может быть, в райцентр ездил? Во всяком случае, человек пятьдесят клятвенно подтверждали, что товарищ Смирный пользовался мотоциклом с коляской шесть месяцев, и довольно интенсивно. Причем аккумулятор заряжал один раз от подковы. Все видели. Где он брал подкову, тоже указали. Он брал ее в кузнице.

– Вот видишь. Не в церкви, а в кузнице, – сказал Рыбаков.

– Да я свечу брал в церкви, а не подкову, – сказал я.

– Все равно, – меланхолично заметил Саша.

По-моему, Рыбаков задался целью методично меня довести до состояния шефа. Это у него не выйдет!

Шеф смотрел на меня скорбно, когда я читал письмо. У него зрела мысль. Начал он издалека.

– Петя, вы еще молоды, – сказал он мягко. – Нервы у вас крепкие. Поезжайте в Петушки. А не то Фомич сам прикатит на своем мотоцикле. Тогда я за себя не ручаюсь. А у меня семья.

И я пошел оформлять командировку. Начальство подписало ее не глядя, а в бухгалтерии заволновались.

– Это где такие Петушки-гребешки? – спросил главный бухгалтер. – И зачем это тебе туда ехать? Небось, по грибы собрался?

Я терпеливо объяснил, что в Верхних Гребешках состоится международный симпозиум. То есть, тьфу! Не в Гребешках, а в Петушках. Повестка дня: доильные аппараты на транзисторах, сбор яиц с помощью электромагнита и применение подковы в качестве генератора. Про подкову я не соврал.

– А самогон там еще не гонят на транзисторах? – пошутил главбух.

– Запланировано в следующей пятилетке, – пошутил я.

– Езжай! – сказал главбух. – Иностранцы будут?

– Три автобуса, – сказал я.

Главбух остался мною доволен. Я тоже. Получив аванс, я отправился узнавать, как мне добраться до Петушков.

Выяснилось, что лучше всего ехать туда на лошади, потому что на лошади все равно где передвигаться. Самолеты в Петушки не летали, поезда не ходили, пароходы не плавали. Я серьезно забеспокоился насчет иностранцев. Как они туда попадут?

Наконец какой-то старичок на вокзале мне все подробно рассказал. Нужно ехать поездом до райцентра, потом автобусом. Если влезешь, сказал старичок. А уж после катером по какой-то реке. Если ходит, сказал старичок.

– А если не ходит? – спросил я.

– Тады пешим, – сказал старичок. – Там недалече. Верст двадцать пять.

Я поблагодарил старичка за информацию и пошел покупать резиновые сапоги. И ватник.

На кафедре мой отъезд наделал много шуму. Посыпались заказы на сушеные грибы. А Саша Рыбаков предложил мне удочку для подледного лова.

– Так ведь льда еще нет, – сказал я.

– Как знать, – загадочно сказал Рыбаков. – Эксперименты могут затянуться.

Лаборантка Неля даже всплакнула, когда я прощался. По-моему, она меня любит. Это надо будет проверить, когда приеду, решил я. Прибежал дядя Федя с какой-то посылкой. Просил по пути завезти к нему в деревню, племянникам. В посылке были сухофрукты и пластинка Муслима Магомаева.

Я уточнил у дяди Феди, откуда он родом.

– Из Тульской губернии, – сказал дядя Федя.

– Дядя Федя, ты географию знаешь? – спросил я.

– Нет, – гордо сказал дядя Федя. – Я только Европу знаю. В войну всю прошел. А здесь уже подзабыл маленько. А что, разве не по пути?

Я специально сбегал за картой и показал дяде Феде местонахождение Верхних Петушков.

– Поди ж ты! – огорчился дядя Федя. – Ну все равно. Отдай там кому-нибудь. Магомаева там тоже знают, наверное.

Мой научный багаж заключался в конспекте работы Брумма и пирометре, который я захватил для солидности. Пирометр – это такая штука, которой можно замерять высокие температуры. Он не очень большой.

Потом я направил Фомичу телеграмму. «Командируется представитель комиссии по проверке эффекта Брумма. Подготовьте аппаратуру».

Провожать меня на вокзал никто не пошел. Даже жена. Поезд отходил в третьем часу ночи. Очень удобный поезд для убегающих тайно и навсегда. Я понял, почему отправление назначили так поздно. Или так рано, не знаю. Дело в том, что поезд был отнюдь не «Красная стрела» сообщения Ленинград – Москва. И его отправление днем или вечером могло навести на грустные мысли. Особенно гостей нашего прекрасного города. Я говорю о внешнем виде.

Я шагал вдоль поезда по платформе и вспоминал последние слова жены. Она сказала:

– Петечка, ты должен держаться.

– Это ты насчет научной позиции? – спросил я.

– Нет, насчет выпивки. Там же все пьют!

– Это слухи, – сказал я. – Все не могут пить. Дети не пьют. Старушки тоже. И вообще там передовой колхоз.

– Закусывай салом, – сказала жена. – Говорят, это помогает.

Еду

В вагоне было темно, как в бомбоубежище во время ночного налета. Мне мама рассказывала про бомбоубежища. Такое у меня о них представление.

Я прошел по вагону, спотыкаясь о чьи-то чемоданы. Вагон был общий. Кто-то уже спал на второй полке, высунув ногу в носке наружу. Я ударился о нее носом. Не больно, но неприятно.

На моем месте сидели двое. Они дружелюбно посмотрели на меня, но места не уступили. Предложили присоединиться. Я не присоединился, потому что помнил слова жены.

Забросив пирометр на третью полку, я пошел за бельем. Проводница молча метнула в мою сторону что-то белое. Я поймал. Рубль она поднесла к окошку и долго разглядывала.