Озорница

Оглавление

119

«Черт возьми! А кто мне может помешать, если я вознамерюсь провести с ней день и ночь, все дни и ночи? Почему бы мне сегодня же не объявить всему миру, что мы, по сути, муж и жена? Кто посмеет возразить?»

— Ох, Дэвид! Что я наделал? — простонал Джастин.

Однажды Дэвид попросил позаботиться о своей дочери, фактически передал ее другу с рук на руки. Но теперь, спустя годы, счел ли бы он Джастина достойным такой чести? Если бы Дэвид остался жив, можно было бы встать перед ним на колени, если бы это потребовалось, и просить руки его дочери.

Герцог погладил Эмили по голове, поцеловал в лоб и вылез из кровати. Заслышав за спиной протестующее мычание, поспешил положить подушку на освободившееся место. Эмили обняла подушку, прижала к груди и удовлетворенно засопела. Джастин начал быстро одеваться, чтобы уйти к себе, пока не передумал. В голову пришла дерзкая мысль: а что, если вызвать горничную и велеть принести завтрак на двоих? Интересно, как поведут себя слуги? Герцог невольно усмехнулся.

Когда он открыл дверь, улыбка его увяла, челюсть отвисла. У стены напротив стояла матушка, скрестив руки на груди и в упор глядя на сына. Судя по выражению ее лица, предстояло бурное выяснение отношений.

30

«Боюсь, в наших райских кущах завелся ядовитый змей, изготовился к прыжку и готов ужалить…»

В домашнем халате и мягких комнатных туфлях или при полном параде, в роскошном бальном платье с турнюром, — вне зависимости от наряда, Оливия Коннор была способна внушить должное уважение и даже вселить ужас в сердца окружающих. Джастин потянулся рукой за спину и медленно закрыл дверь спальни Эмили. Он старался достойно встретить грозный взгляд матушки, хотя чувствовал, что щеки пылают огнем и некуда деть глаза от жгучего стыда.

— У меня такое ощущение, — сказал герцог с кривой ухмылкой, — будто мне сейчас шесть лет и меня поймали в тот момент, когда я запустил руку в блюдо со сладкими пирожками, приготовленными Грейси совсем не для меня.

Матушка оглядывала его суровым взглядом, не преминув отметить расстегнутый ворот рубашки и изрядно помятые брюки.

— Сдается мне, что на этот раз ты залез рукой куда совсем не следует и совершил гораздо более серьезный проступок, — сухо ответила герцогиня.

Собрав остатки сил, Джастин приосанился, прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди, намеренно копируя позу матушки.

— Признаю себя виновным по всем статьям обвинительного приговора. И что теперь ты собираешься делать? Снова лишить меня наследства?

— Разве забыл? Теперь ты герцог, и никто не может лишить тебя титула и наследства, ни я, ни кто-либо другой. Напротив, при желании у тебя есть возможность отправить меня в приют для престарелых вдов.

— Ах, вот как? В таком случае позволь расценить твои слова как нежелание уступить место другой женщине. Надо полагать, ты подозреваешь, что кому-то не терпится заполучить титул герцогини. Остается только выяснить, кто бы это мог быть.

— Насколько я понимаю, претендентка налицо, — многозначительно повела головой в сторону двери матушка.

— Мне кажется, ты глубоко заблуждаешься, — возразил Джастин, потирая голову. На миг показалось, что ему еще меньше шести лет.

— Что ж, очень жаль. У вас могли бы родиться красивые дети, — сказала герцогиня, пытливо взглянула на сына и добавила: — Впрочем, о чем это я? Думаю, вы именно этим и занимаетесь.

Глухо бормоча проклятия, Джастин отошел на несколько шагов в сторону и замер, подбоченившись, спиной к матушке. Наружу прорвалась злость, которую он долго скрывал.

— Когда ты мне была нужна, когда я остро нуждался в твоей помощи и поддержке, я ничего не получал. С чего ты взяла, что сейчас имеет смысл тебе довериться?

— Не думаю, что ты сейчас разрыдаешься, упадешь мне на грудь и поделишься своими тревогами, — сухо ответила матушка, в ее голосе не было и тени жалости к себе. — Без тебя знаю, что я была хорошей женой и абсолютно негодной матерью.

Джастин круто развернулся, до глубины души пораженный этим неожиданным признанием.

— Ты когда-нибудь задавался вопросом, почему отец буквально не выносил твоего присутствия?

— Да, почти ежедневно, — мрачно ответил Джастин, тупо уставившись в пол, — и ответ неизменно был одним и тем же: видимо, я плохой сын, с червоточинкой.

— Ничего подобного, никакой червоточинки не было, — отрицательно покачала головой герцогиня. — Напротив, ты был прекрасным сыном, все в тебе искрилось и сверкало, да так ярко, что отец не находил себе места от зависти. — Джастин не верил собственным ушам. — Фрэнк Коннор не всегда был таким, каким ты его знал. Подобно тебе, он не нуждался в титуле и судоходной компании, чурался почестей и денег. Они его обременяли, висели на шее тяжким грузом и тянули вниз, приземляли, а он витал в облаках. Больше всего в жизни ему хотелось распустить паруса и уйти за горизонт в кругосветное путешествие, мир посмотреть и себя показать, но ему не хватало силы воли, решительности и мужества, он никак не мог отважиться на смелый шаг, просто встать и уйти, заняться любимым делом. В этом отношении у вас нет ничего общего.

Джастина раздирали противоречивые эмоции, он просто не знал, что думать, слова застряли в глотке, и оставалось только молча слушать.

— Твой отец отказался от своей мечты и в результате стал злым, вечно недовольным и вечно брюзжащим стариком с дурным характером. — Матушка приблизилась, встала на цыпочки и нежно поцеловала сына в щеку, в нос ударил давно забытый аромат лилий и камфары. — Не повторяй ошибки отца, сынок.