[email protected]

Оглавление

– Саша, что ты мелешь? Ты ещё сыну не скажи! – откликнулась Нина. – С ума люди сходят, и ты туда же? Гроб ему с кондиционером… Слушать смешно.

– А чего?! Я бы хотел… Думаешь, твоего «Сократа» так похоронят? Нееет! В политику или воровать! Только там теперь деньги, слава и гроб с кондиционером!

– Дурак ты, Сарафанов, – заключила Нина. – Куда ты денешься? Для политики – туповат, воровать – трусоват. Сиди уж…

– Ах, так да? – Сарафанов вскочил с дивана. – Тогда – развод и девичья фамилия!

– А я не возражаю, – тихо ответила Нина и увидела, как Сарафанов от неожиданности опять сел на диван.

Глава 16.

Сарафанов быстро шёл по длинному коридору редакции, коротко заглядывая в каждый кабинет, пока не сообразил, что свободным сейчас должен быть кабинет Нины, если кто-то уже не устроился там раньше него. Заглянул – пусто. Сел за её стол, включил компьютер. И, пока ждал, когда загрузится программное обеспечение, успел поругать и Нину, и хозяина еженедельника за то, что она не требует, а он жидится потратиться на более совершенную технику. «Ну, давай, давай, – подгонял он меняющий форму курсор. – Волгарь у неё на «Рабочем столе», в «Адресах» или в «Контактах»? И кто у неё там?» – Он побежал курсором по открывшемуся окну «Контактов». – Администрация… правительство… мэрия… минсоц… личное! Вот это мы и проверим! И чего я, дурак, не заглядывал сюда раньше? Она, видите ли, не возражает пересесть на девичью фамилию! А на какую потом?»

В убегающем вверх списке мелькали знакомые фамилии депутатов, клерков, директоров предприятий, но ни одну из них он почему-то не примеривал в качестве замены для своей. Ага, вот и адрес почты Волгаря! Он дважды кликнул его мышкой и стал ждать открытия окна почты. «Не возражает… А кому ты на хрен нужна? Оперилась с моей помощью и готова сорваться? Ну-ну! Посмотрим, где ещё водятся кретины, вроде меня?»

Открылось окно почты.

– Здравствуйте, Владимир! Это Сашок Сарафанов на связи. Есть пара свободных минут?

– Есть. Здравствуй, Саша, – выплыло на экране. – Что у тебя случилось?

– Слушай, я тут в «толстушке КП» вычитал, как хоронили Япончика, вора в законе. Он там у вас не появился?

– Не знаю, не видел.

– Ну, ты что? Его вчера на Ваганьковское несли. Представляешь, в дубовом гробу с кондиционером! Ты только прикинь – дубовый ящик с кондиционером и со светом внутри… А ты не в курсе?

– Саша, у нас Здесь Души. А гробы остаются за порогом, в земле. С кондиционерами они или с простыми рюшками. И Душу твоего Япончика это уже не волновало – как его несли, в чем и с чем. Появилась она Здесь или нет, сказать не могу – не я думал о ней.

– Неужели не интересно? – спросил Сарафанов.

– Интересно было бы видеть, насколько она чиста, получит ли Адрес для обратной связи с миром живых. Но пока не вижу её, значит что-то мешает ей появиться в пространстве Вечных Душ.

– Ну, все равно, я тебе расскажу. Представь: толпа народу у Ваганьковского, одни братки с пудовыми цепями на шее, тьма венков и букетов, нашего брата близко не пускают. Не видел никогда, чтобы так кого-то хоронили. Ну, разве раньше генсеков так носили. И что выходит? Хочешь иметь приличные похороны, будь политиком или вором?

– Это, если ты хочешь жить только ради похорон. Но от человека должна оставаться память. Для этого ставят памятники на кладбищах и на площадях. У кого-то остаются книги, картины, научные разработки, музыка – да много всего может оставить человек на память о себе. Что оставил Япончик? Пышные похороны и имя среди воров?

– Слушай, не только среди них. Говорят, вся знатная Москва приезжала прощаться с ним ночью. И не только Москва. Но они светиться не хотели.

– Значит, Совесть не позволяла им прощаться с ним днем. И это говорит о том, что Совесть покойного была не чиста.

– Совесть… Совесть… Много ты получил со своей Совестью? – раздраженно спросил Сарафанов.

– Я получил то, что имеет моя Душа.

– И много?

– Вечность, Саша. Вечность. И возможность отвечать на вопросы живых, видеть их Души, знать помыслы, предупреждать… То есть быть Здесь и как бы оставаться Там, среди вас. Разве мало?

– Ладно. А там-то, у себя, ты чего видишь?

– Всё, о чем подумаю, что захочу видеть.

– Вообще, это класс! А о чём люди думают, можешь понять? Вот о чём сейчас Нинка думает?

– Вижу, что у неё сейчас тяжело на Душе и виной тому ты, Сашок.

– Да ладно! Что я такого ей сказал?

– Тебе лучше знать. Почаще, Саша, спрашивай себя, в чем ты неправ. Извини, мне надо ответить на другие вопросы, – сказал Волгарь, и экран монитора у Сарафанова погас.

«Старый козёл!» – вырвалось у Сарафанова, и он хлопнул ладонями по клавиатуре, от чего экран сразу вспыхнул, и на нём всплыли слова:

«А вот этого лучше не надо, Саша». – И экран снова погас.

– Эй, чего не надо-то? – спросил Сарафанов пустой кабинет. И, поняв, что Волгарь слышит всё, даже когда нет прямой связи с ним, Сарафанов зажмурился от ужаса, подумав: «Это что же, теперь слова не скажи? А почему я раньше ничего об этом не слышал? Ну, Волгарь устроился…»

Глава 17.

– Дима, ты зачем меня сюда привез? – раздраженно спросила Александра, едва он появился на пороге её съемного гнезда. – Чтобы вывести тебя в люди, – спокойно ответил Диванов, сбрасывая пальто и обувь. – А что не устраивает мою птичку? – Твоя «птичка» заперта здесь, как в клетке. Ты совсем не уделяешь мне внимания. Привез, бросил, носишься где-то целыми днями, а я – довольствуйся кампанией шофера? – Саша, у меня сейчас трудное время. – Он присел на подлокотник её кресла, притянул к себе за плечо, скользнул рукой ниже, к груди. Она остановила его холодную ладонь: – Мне холодно! – сказала капризным тоном. – А мне и холодно, и голодно. У нас есть чего-нибудь перекусить? Как пес голодный носился полдня и ни одной косточки никто не бросил… Так, есть чего-нибудь пожрать? – А ты приготовил? – резко спросила Александра. – Сам унесся с утра пораньше, домработница еще не появлялась… Я тут одна и тоже голодная, как сыч. – Извини, я забыл предупредить, что отпустил Наталью на сегодня. Но ты бы могла заказать обед в ресторане, а Константин бы привез… – Но и ты бы мог побеспокоиться, зная, что человек один в пустом доме. Раньше ты такого не допускал. Скажи, я тебе надоела? – Саша, это не разговор… – А что у нас с тобой «разговор»? То ты бежишь к жене с ребенком, то у тебя запись, то какая-то встреча. Я нужна тебе только на ночь и то не на каждую… Мне надоело быть птицей в клетке. Хочу на волю, слышишь? На волю. Купи мне билет, и я уеду. – Она говорила это так резко, будто постороннему человеку, толкаясь с ним в очереди. – Ну, если ты не можешь или не хочешь понять, что мне сейчас тяжело и, если так ставишь вопрос, возьми деньги, какие там есть, и купи себе билеты сама. Хоть на поезд, хоть на самолет. – Диванов опустился в другое кресло, уронил голову в ладони. «Черт бы всех побрал! И меня тоже! Жил бы себе спокойно, делал бы тихо свое дело… Играл себе в волю, любил молодую стерву… Ведь стерва же Сашенька? Стерва… Нет, захотел сенсаций. Разговоров. Всхлипов: «Ах, каков Диванов!.. И что там какой-то Мессинг!? Диванов управляет другими мирами…» – Диванов, так я уезжаю, – услышал он её голос с порога и, не глядя, устало махнул рукой, мол, скатертью дорога. – Костю я забираю? – спросила она. – Нет, оставь. Я поеду домой. Вызови себе такси. – Ну, если поедешь, может, вы меня завезете куда-нибудь в клуб? – в вопросе был вызов и намек, что уезжать домой сегодня же, сейчас же, она не собирается, и ей нет дела до состояния Диванова. – Ладно, бери Константина. Я обойдусь, – сказал он. Нарочито громко хлопнув дверью, Александра ушла. Диванов поглубже втерся спиной в мягкое кресло, закрыл глаза. «Так,… – подумал он. – Она еще вернется. А что делать мне? Действительно ехать домой? Жена тоже устроит скандал. Вытащит из постели детей… Ох, эти бабы!.. А что скажу я? Что мне плохо? Что был Диванов, на которого молились целыми командами, и нет Диванова? Зарвался и пошел вон? Но я же хотел принести каналу славу, какой он не знал… Ладно. Давай будем думать, что делать и кто виноват? Третий русский вопрос «ты меня уважаешь?» здесь уже не пляшет… Тебя уважают, когда ты во всём и со всеми согласен,… когда плывешь в одной струе… Ты хотел вырваться, и вот сидишь на берегу… Без бабок и без баб. «Деньги есть, так бабы любят, на полати