Воспоминания и впечатления

Оглавление

Ленина, наоборот, все с каждым часом всё больше и больше любили, помогал ли он, хвалил ли, журил ли.

Когда Ленин заболел, Совнарком чувствовал себя осиротелым. И когда после длительного периода болезни он вновь, насколько помню, на одно только заседание появился, — событие это было встречено с какой-то тревожной, таившей в себе грусть, радостью.

Ленин был не совсем тот. Он надел большие очки, чтобы предохранить глаза, и это меняло его. Он по-прежнему бодро вел заседание, прекрасно вникал в суть дел, предлагал окончательные резолюции, но в его речи чувствовалась какая-то беспокоившая затрудненность. Наркомы шептались между собой: «Поправился, выздоровел, еще есть следы болезни, но пройдет, наладится», но вместе с тем где-то в глубине сердца таилось мучительное сомнение.

И Ленин вновь скрылся с нашего горизонта, и на этот раз уже окончательно.

Но и теперь, сидя в Совнаркоме РСФСР (вероятно, также и в другом — всесоюзном), чувствуешь, что дух, им установленный, царит по-прежнему и что вообще дело и без Ленина идет по-ленински, поскольку его заветам, даже его внешней манере вершить дела, крепко и влюбленно следует его великая партия.

<1927>

Один из культурных заветов Ленина

Мнение Ленина о беспартийных специалистах и об учительстве, в частности, хорошо известно.

К крупным научным специалистам Ленин чувствовал весьма большое уважение. Это по его инициативе сделан был шаг, казавшийся в то время очень смелым, а именно включение очень большого количества беспартийных ученых в органы ВСНХ и Госплана.

К учителям Ленин чувствовал своего рода нежность. Я помню, как однажды я прочел ему по телефону очень тревожную телеграмму, в которой говорилось о тяжелом положении учительства где-то в северо-западных губерниях. Телеграмма кончалась так: «Шкрабы голодают». «Кто? Кто?» — спросил Ленин. «Шкрабы, — отвечал я ему, — это новое обозначение для школьных работников». С величайшим неудовольствием он ответил мне: «А я думал, это какие-нибудь крабы в каком-нибудь аквариуме. Что за безобразие назвать таким отвратительным словом учителя! У него есть почетное название — народный учитель. Оно и должно быть за ним сохранено».

Ленин беспрестанно указывает на то, что строить социализм, а также социалистическую культуру руками одних коммунистов никак невозможно. Если ему принадлежит общее положение: «социализм может быть построен десятками миллионов рук после того, как они научатся все делать сами», то специально в области просвещения ему принадлежат и письменная, и устная директива о необходимости привлечь на нашу сторону более чем полумиллионную армию работников просвещения.

В моих разговорах с Владимиром Ильичем по этому поводу я постоянно слышал от него такие советы:

— Надо сделать само учительство, саму просвещенскую массу проводниками не только общей культуры, но и наших коммунистических идей в самую глубину деревни, не говоря уже о городе. Дифференцируйте их, выбирайте тех, которые поактивнее, помогайте им выдвинуться, постоянно заботьтесь о нормальном выдвижении учителей на руководящие посты, делайте своей опорой активных, наиболее интеллигентных работников школы. Пусть они организуют потом и других. Привлекайте их в ваши губернские ОНО и вводите их в ваш аппарат, вплоть до коллегии Наркомпроса. Конечно, среди всякого рода специалистов и крупного учительства имеются черносотенные, эсеровские и меньшевистские течения. С ними надо бороться, подчас беспощадно. Но многих тут можно переубедить. За нас — правильность наших идей и наша победа. Надо вырвать из-под враждебного влияния колеблющихся учителей. Это относится и к специалистам других областей. Ведь на одних коммунистах далеко не уйдете. Конечно, очень важно воспитать и среди коммунистов, особенно в комсомоле, передовые кадры работников культуры; придет время, когда они будут высоки по качеству и достаточно мощны, и чем скорее придет это время, тем лучше. Но в течение всего промежуточного времени вы не добьетесь, конечно, такого положения, когда вы могли бы строить просвещение одними коммунистическими руками. И дело тут не только в том, чтобы низовая часть работников состояла из беспартийных, которыми руководят партийные. Ничего подобного. Нужно, чтобы в ваших штабах были использованы положительные, симпатизирующие нам, идущие по пути с нами педагогические силы.

Но он прибавлял к этому:

— Если вы позволите произойти процессу рассасывания наших коммунистических начал, если вы растворитесь в беспартийной среде, это будет величайшее преступление. Но если вы замкнетесь в сектантскую группку, в какую-то касту завоевателей, возбудите к себе недоверие, антипатию среди больших масс, а потом будете ссылаться на то, что они-де мещане, что они чуждый элемент, классовые враги, то придется спросить с вас со всей строгостью революционного закона.

Тут Ленин смеялся, но в то же время весьма серьезно грозил пальцем.

— Вы должны прекрасно понимать, что наше дело отвоевать из этого массива все больше и больше союзников, — и кто этого делать не умеет, тот за дело строительства браться не должен…

<1927>

Ленин и искусство

Воспоминания

Ленина было очень мало времени в течение его жизни сколько-нибудь пристально заняться искусством, и он всегда сознавал себя в этом отношении профаном, и так как ему всегда был чужд и ненавистен диллетантизм, то он не любил высказываться об искусстве. Тем не менее вкусы его были очень определенны. Он любил русских классиков, любил реализм в литературе, в живописи и т. д. Еще в 1905 году во время первой революции ему пришлось раз ночевать в квартире товарища Д. И. Лещенко, где, между прочим, была целая коллекция кнакфуссовских изданий, посвященных крупнейшим художникам мира. На другое утро Владимир Ильич сказал мне: «Какая увлекательная область история искусства! Сколько здесь работы для коммуниста! Вчера до утра не мог заснуть, все рассматривал одну книгу за другой. И досадно мне стало, что у меня не было и не будет времени заняться искусством». Эти слова Ильича запомнились мне чрезвычайно четко.