Тайна Трех. Египет и Вавилон

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая

XXIII

«Тело есть гроб души, погребенной в веке сем» (

) – сообщает Платон учение орфиков (Cratyl., с. 400). «Наслаждение (для душ) падать – рождаться.

, находим отзвук того же учения у Гераклита Эфесского» (Fragm. 771).

Наслаждением плоти рождающей рождаемые души вовлекаются в плоть. Как цвет с райского древа жизни, срывает их сладкая буря зачатия, – и они падают на землю. Падение – наслаждение для них, но и преступление, «первородный грех»: падают, рождаются – умирают.

XXIV

Так пал Озирис в ковчег Сэтов, в тело-гроб,

: родился – умер. Но души невольно рождаются, падают, а Озирис – вольно: «он знает день, когда его не будет».

Рождение – «падение»,

, а воскресение – «восстание», ανάστασις, по тому же учению орфиков. Озирис пал, чтобы восстать и восставить павших; умер, чтобы воскреснуть и воскресить мертвых.

XXV

Египетский гроб есть деревянная или каменная оболочка мумии, повторяющая с точностью не только облик тела, но и черты лица умершего. Тело узнается по гробу, как душа – по телу; гроб есть мера тела, а тело – мера души. Вот почему и Сэтов гроб-ковчег изготовлен по мере тела Озирисова, мере особой, единственной, личной и различающей. Это и есть «начало различения», principium individuationis – начало мира, по Шопенгауэру.

«Растерзанный» Бог – множественный мир. «Я – одно, ставшее Двумя, Четырьмя, Восемью».

Вот почему растерзывает Сэт Озириса.

XXVI

Но если Озирис – Бог, то кто же Сэт? Дьявол? Нет.

«Совершенство бытия во мне и небытие во мне. Я – Сэт, небытие среди богов. Остановись же, Гор! Сэт сопричислен к богам», – говорит Озирис Гору, сыну своему и мстителю (Кн. Мертв. VIII, 3). Это значит: Озирис и Сэт – одно. Сэт и Озирис суть две ипостаси Единого Бога. «Он знает день, когда его не будет»: это «не будет» и есть небытие в Боге – Сэт.

По Шеллингу, «три потенции» в Боге изображаются алгебраически так: + А – А ± А. Небытие и бытие, отрицание и утверждение, гнев и любовь – два начала, соединенные в третьем: Сэт и Озирис в Горе. «Я начал быть, как Бог, Единый, но Три Бога были во Мне», – говорит бог Нун в книге «Апофиса». Или, как мы теперь сказали бы: три Ипостаси в Боге Едином – Тайна Трех, Пресвятая Троица.

Вот к какому богопознанию ведут эти символы.

XXVII

Св. Климент Александрийский, до обращения в христианство, посвящен был во многие языческие таинства, между прочим и в Озирисовы. Он, может быть, о них вспоминает, когда говорит: «И варварская, и эллинская мудрость видят вечную истину в некоем растерзании, распятии – не в том, о коем повествует баснословие Дионисово, а в том, о коем учит богословие вечного Логоса» (Strom., I, 13). Так, соединяя растерзание Диониса и Озириса с распятием Логоса, зримую тень с Телом незримым, св. Климент не кощунствует, а славит Господа.

XXVIII

Под ярким солнцем, на белом песке, черная тень – Озирис. Только тень; тела Египет не видит. Мы видим, и неужели не узнаем, чья это тень?

Озирис, тень воскресшего

I

Озирисова мумия прильнула, как бы прилипла, к земле чревом и персями, плоско, мертво, немощно. Земля от земли, прах от праха. Земная куколка небесной бабочки. Тело из диорита светло-зеленого, темно-пятнистого, подобно телу червя: как червь, ползет, пресмыкается. Червь и Бог вместе. Уже воскресает, но еще не воскрес: еще окоченелость в теле, скованность, мертвенность. Но уже приподнял голову, открыл глаза, улыбнулся, и в этой улыбке – вечная жизнь, солнце незакатное.

II

Во всем христианстве, за двадцать веков, ничего подобного. Над ним надо всем – знамение крестное, смертное, но не воскресное.

Мы знаем, что Христос воскрес, но как воскресал, не знаем, не видим, не слышим, не чувствуем. Приближение постепенности к прерыву, необходимости к чуду, тела Умершего к телу Воскресшего, брезжущий свет воскресения – все это невообразимо для нас. Этого мы не знаем и знать не хотим или не смеем.

Египет смел. Пять тысяч лет только и делал, что вдумывался, вглядывался в это с неустрашимою пытливостью.

III

В ряде последовательных образов, как бы в мгновенных снимках для кинематографа, изображается постепенно воскресающее тело Озириса: по телу мертвеца сначала пробегает слабое содрогание, как по телу куколки, в которой шевелится готовая выпорхнуть бабочка; потом медленно-медленно он подносит руку к лицу, как просыпающийся от глубокого сна; сгибает колени, ищет ногами упора; наконец с усилием все тело приподымается выше и выше и вдруг встает из гроба, вскакивает, как бы взлетает с божественною легкостью.

Изображения эти так «внушительны», что рождают не мысль в уме, а ощущение в теле.

«С ним сделалось то, что бывало с ним в вагоне железной дороги, когда думаешь, что едешь вперед, а едешь назад, и вдруг узнаешь настоящее направление» («Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого)

Кто знает, жизнь не есть ли смерть,
А смерть не есть ли жизнь?

IV

Да, это не в уме, а в теле загорается: глядя на любящих – хочется любить, на пляшущих – плясать, а на воскресающих – воскресать.

V

«Египтяне первые научили людей тому, что душа человека бессмертна» (Геродот. II, 123). Геродот, так же как Платон и все вообще эллины, кроме Гераклита и орфиков, не понимает, что воскресение вовсе не есть бессмертие.

• Предыдущая
• 27/71
• Следующая