Тектология (всеобщая организационная наука). Книга

• Предыдущая
• 142/152
• Следующая

Маркс не был рабочим. Но в рабочем классе великий ученый нашел точку опоры для своей мысли, точку зрения, которая позволила ему проникнуть в глубину действительности и породила его идею. Сущность этой идеи — самосознание трудового пролетариата. Вот почему Маркс-мыслитель более, чем кто-либо, принадлежит пролетариату.

Он принадлежит ему и как великий организатор. Идею пролетариата он сделал могучим орудием организации. Семьдесят лет прошло с тех пор, как прозвучали над миром призывающие к объединению слова знаменитого манифеста, написанного им с Энгельсом. И эхо живой жизни продолжает повторять их, громче и громче, до самых далеких уголков земли. Гигантские организации складывались под этим лозунгом от Запада до далекого Востока и росли, собирая силы, неудержимо, быстрее и быстрее, словно лавина Истории.

Судьба Маркса-организатора трагична, полна ярких побед и тяжелых поражений. Не раз суровая жизнь разрушала то, что он создавал ценой огромных усилий. Как истинный организатор он не терял мужества перед безвременьем. Он выжидал момента и условий и вновь упорно начинал работу, шире, чем прежде. Распалась под гнетом реакции та организация, которую в эпоху подъема 1848 года он основал в Германии; сам он очутился изгнанником на чужбине. Но прошли годы, — и он с товарищами основывает там Международное Общество Рабочих и руководит его работой, опираясь на свою могучую способность убеждать людей. Оказалось, что и для этой организации не пришло еще настоящее время: сначала она росла и расширялась, но потом обнаружилось, что в ней сошлись слишком разнородные элементы. С трудовыми пролетариями — людьми единства и товарищеской дисциплины — не могли ужиться анархисты, представители частью озлобленного мелкого мещанства, гибнущего под ударами капитала, частью пролетариев полубосяков, непрочно связанных с производством, недостаточно воспитавшихся на нем. Анархисты раскололи организацию, и она вскоре замерла.

Она была любимое дитя Маркса… Он, конечно, не сомневался, что она воскреснет. Но не судьба ему было увидеть это. Он не дожил шесть лет.

Он не видел того, как возродился Интернационал и как за четверть века объединил уже десятки миллионов людей вместо прежних десятков и сотен тысяч. Правда, зато не был он и свидетелем трагического крушения этой великой организации в мировой катастрофе. Но с той же ясной верою, которая вытекает из глубокого знания, соединенного с алмазно-твердой волею, он и в наши дни не усомнился бы ни на минуту в том, что среди всех крушений и бедствий поддерживает теперь нас, его учеников: что новое возрождение еще неизбежнее, еще ближе, чем оно было после первой гибели, что Третий Интернационал настолько же превзойдет боевой и творческой силою Второй, насколько тот был могущественнее своего предшественника, и разрешит, наконец, величайшую из задач истории: воплотить Идеал Социализма…

Маркс — образец человека, то есть работника и бойца. Труд и борьба составляли его жизнь, как они составляют жизнь рабочего класса. И была чиста эта жизнь, как то знамя, которое он нес.

В нем воплотился новый тип, сливающий творческую мысль и творческую практику в одно нераздельное, гармоничное целое. И в этом тоже он принадлежит новому миру.

Одновременно с Марксом жил Дарвин, революционер другой науки, сын буржуазного общества. Когда Дарвин сделал свое великое открытие — о происхождении видов живых существ, Маркс понял и оценил сразу все значение этого переворота. Впоследствии он выразил это, послав Дарвину свое главное произведение — «Капитал». Дарвин даже не стал читать этой книги. Гений пролетарского мира мог понять гения буржуазной культуры, но не наоборот.

Не было отрасли знания, чуждой для Маркса. Все изучал он, всем интересовался его неустанно работающий ум. И в этом он — родной для пролетариата. Мало времени у рабочего, но все надо ему знать: природу, сопротивление которой он побеждает трудом своих рук, общество, в котором он борется, царство науки, у которой он ищет руководства на своем пути.

Гений Маркса — это душа рабочего класса, отразившаяся и сознавшая себя в самом сильном мозгу XIX века.

Идите дальше! — его завет.

Н. И. Бухарин ПАМЯТИ А. А. БОГДАНОВА
(Речь на гражданской панихиде)

Товарищи!

Нас пришло сюда несколько человек, несколько старых большевиков. Мы пришли сюда прямо с пленума Центрального Комитета нашей партии, чтобы сказать последнее «прости» А. А. Богданову.

Он не был последние годы членом нашей партии. Он во многом — очень во многом — расходился с ней. Всем известно, что наша партия, партия «твердокаменных» — как называли ее иронически либеральствующие буржуа — не знает принципиальных компромиссов, не делает трусливых и гнилых идейных уступок и, будучи партией бойцов, бойцов сурового и прекрасного времени, не отличается расслабляющей волю и слащавой сентиментальностью. И не для того, чтобы замазывать наши разногласия и у гроба почившего беспринципно вести торговлю идеями, эклектически соединяя несоединимое, взошел я сейчас на эту кафедру. Я пришел сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он с нашей точки зрения был «еретиком». Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупнейшим художником. В смелых полетах своей интеллектуальной фантазии, в суровом и отчетливом упрямстве своего необыкновенно последовательного ума, в необычайной стройности и внутреннем изяществе своих теоретических построений Богданов, несмотря на недиалектичность и абстрактный схематизм своего мышления, был, несомненно, одним из самых сильных и самых оригинальных мыслителей нашего времени. Он очаровывал и зачаровывал своей страстью к теоретическому монизму, своими теоретическими попытками внести великий план во всю Систему человеческого знания, своими напряженными исканиями универсально-научного — а не философского — камня, своим, если так можно выразиться, теоретическим коллективизмом. В лице Александра Александровича ушел в могилу человек, который по энциклопедичности своих знаний занимал исключительное место не только на территории нашего Союза, но и среди крупнейших умов всех стран. Это — поистине редчайшее качество среди работников революции. Богданов с одинаковой свободой парил на высотах философской абстракции и давал конкретные формулировки теории кризисов. Естественные науки, математика, общественные науки имели в нем настоящего знатока, и он мог выдерживать бои во всех этих областях, как «свой человек» в любой из этих сфер человеческого знания. От теории шаровидной молнии и анализа крови до попыток широчайших обобщений «Тектологии» — таков радиус познавательных интересов Богданова. Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер, наконец, автор прекрасной «Красной Звезды» — это во всех отношениях совершенно исключительная фигура, выдвинутая историей нашей общественной мысли. Ошибки Богданова вряд ли когда-нибудь воскреснут. Но история, несомненно, отсеет и отберет то ценное, что было у Богданова, и отведет ему свое почтенное место среди бойцов революции, науки и труда. Исключительная сила его ума, бурлившая в нем, благородство его духовного облика, преданность идее заслуживают того, чтобы мы склонили перед его прахом свои знамена.

• Предыдущая
• 142/152
• Следующая