|
Оценить:
|
Романтики (пьеса в 4-х действиях)
6
Душенька. Почему несправедливость?
Ксандра. Потому что рабство, унижение, презрение.
Душенька. Какое презрение? Мужчины нам поклоняются…
Ксандра. Ну, еще бы! Презирают, – потому и поклоняются. Одним комплименты чего стоят. Намедни, на балу у предводителя; генерал Толстопятов – старый, поганый, одну ногу волочит, а все еще ферламур – подсел ко мне, на декольте смотрит, вздыхает: «Ах, глазки! ах, ротик! ах, носик!» У-у-у! Так бы ему в рожу и съездила! А терпи, улыбайся, нельзя же ему сказать: «А у вашего превосходительства глазки совиные, ротик щучий, а носик точно дуля перезрелая».
Душенька. Ну, не все же такие гадкие.
Ксандра. Нет, все! А не гадкие, те… те еще хуже. Оттого, что у него усики, да рожица смазливая, – закабались ему на всю жизнь, да еще за милость считай. Очень надо, скажите пожалуйста!
Душенька. «M-lle Hippolyte, амазонка, мужененавистница!» – правду о тебе говорит Валентин…
Ксандра. «Да, не люблю ихней козьей породы, прости Господи» – правду говорит Савишна.
Душенька. Погоди, матушка, влюбишься!
Ксандра. Никогда! Удавлюсь, а не будет за мной этой пакости!
Душенька. Что ты, Сашка, разве можно так говорить. Ведь это от Бога, это сам Бог устроил!
Ксандра. Что?
Душенька. А вот, что мужчины и женщины…
Ксандра. А зачем? Зачем это нужно?
Душенька. Как зачем? Иначе дети не рождались бы, род человеческий прекратился бы.
Ксандра. Ничего не прекратился бы.
Душенька. Ну, да, знаю: «чтобы люди ели траву!»…
Ксандра. Да, да, чтобы ели траву. Любовь это одно, а дети другое. Хорошо, что любовь, и что дети, тоже хорошо, а что вместе, – нехорошо. Это нельзя вместе – стыдно, гадко, унизительно… Нет, я бы все иначе устроила. Пусть такая травка в поле растет, на вкус довольно приятная, кисленькая, вроде щавелька. И кто хочет иметь ребенка, пусть траву эту ест и родит. И не только женщины, но и мужчины. Да, пусть и они рожают. Чтобы справедливо, поровну всем! А то теперь одни только женщины и от этого рабство…
Душенька. Какой вздор! Какой вздор! Скажи-ка Мише – он тебя засмеет. Нет, Сашка, ты просто дура.
Ксандра. Сама дура! Когда Миша говорит, ты ничего не понимаешь, только ушами хлопаешь. Субъекта от объекта отличить не умеешь, абсолюта от субстанции. У тебя нет никакой диалектики.
Душенька. Ну, полно, Сандрок, не злись. Что ты все злишься? Все колешься, как иголочка, или как вот ледяные сосульки бывают колючие… Злишься, а сама ведь добрая-предобрая. Я тебя знаю: ты ужасная кошечка! (Ласкается к ней). А я от Валентина письмо получила. Уж не знаю, отвечать ли?
Ксандра. Отчего же не ответить. Если хочется?
Душенька. Мишки боюсь. Он Валентина не любит, точно ревнует меня, право… Знаешь, что мне давеча сказал…
Ксандра. Ну. что?
Душенька. Нет, нельзя – забыла.
Ксандра. Секрет?
Душенька. Секрет.
Ксандра. Вот ты так всегда – начнешь и не кончишь, несносная!
Душенька. Ну, хорошо, слушай. Только на ушко… (Шепчет).
Ксандра. Врешь!
Душенька. Нет, право.
Ксандра. Так и сказал? «Если б ты не была мне сестрою…»
Душенька. Так и сказал.
Ксандра. Да ведь это он в шутку?
Душенька. Ну, разумеется. А все-таки, странные шутки.
Ксандра. А ты что же?
Душенька. Ничего. Сначала смешно стало, щекотно. А потом вдруг стыдно, и убежала, как дура… Я ведь знаю, Мишка в Натали влюблен…
Ксандра. В Натали? И не думает. Она по нем сохнет, а он только играет, кокетствует. Нет, Мишка никогда ни в кого не влюбится. Он такой же, как я, – любит свободу.
Душенька прислоняется к стволу березы, гладит ее рукой и целует.
Ксандра. Что ты березу целуешь?
Душенька. Так, приятно.
Ксандра. Потому что вензель вырезан. «V. P.» – Валентин Пожалин?
Душенька. Нет, просто приятно. Такая нежная, белая, гладкая, от солнца теплая, словно живая. Сестрица моя милая! Я их часто целую… (Срывает листок). Посмотри, какой смешной! Только из почки вылез, бедненький! А пахнет, пахнет-то как! Раем. Маленький, сморщенный, как личико новорожденного, ребеночек в люльке проснулся, и хочет играть, смеется… Нет, Сашка, хорошо иметь ребеночка!.. А вот этот побольше. Тому два месяца, а этот годовалый. А если вот так на солнце сквозь зеленый лист смотреть, то кажется, – рай, уже рай – все уже есть, и ничего больше не надо… Да ведь и вправду, у нас тут, в Премухине, рай. Как эти стишки папенькины, помнишь? «Тихая Осуга»…
Красуйся, тихая Осуга,
Краса Премухинских полей…
По склону ландыш и любимцы.
И соловей весною тут.
А летом красные девицы
В густом малиннике поют…
Ну, вот, так и в раю. А если не так, мне и рая не надо… Слышишь, кукушка? Кукушечка-матушка, нy-ка, скукуй, сколько мне на свете жить? Раз-два-три-четыре-пять… Да ну же, еще, голубушка! Нет, замолчала. Все-то пять годков!
Ксандра. А тебе бы сколько?
Душенька. Чем больше, тем лучше. Всегда. Вечно.
Ксандра. И чтоб все было, как есть? Все то же, все то же без конца?
Душенька. Да, все то же. Лучше не надо.
Ксандра. Какой ужас!
Душенька. Чем же ужас? Разве нехорошо, как сейчас?
Ксандра. Нехорошо. Здесь, на земле, все нехорошо, ужасно, отвратительно…
Есть, нам обещают.
Где-то лучший край.
Вечно-молодая
Там весна живет;
Там. в долине рая
Жизнь для нас иная
Розой расцветет…
Входит Варенька.
II
Ксандра, Душенька и Варенька.
Душенька. Варька! Ты откуда?
Варенька. У Любиньки была на кладбище. Хорошо там. Хорошо сейчас лежать в земле. Кажется, так бы и легла. Спокойно, блаженно. Как в раю, А вы о чем?
