Светочи Чехии

Оглавление

– Ну, не скрытничай! Мы здесь все друзья и честные люди, – нетерпеливо вскричал Вок. – Ведь ты же не виноват, если Владислав не герой.

– Нет, король бравый молодец, но его набожностью злоупотребляют окружающие его попы; если он и делает какие промахи, то в этом опять-таки виноваты стриженые, которые жужжат ему в уши всякий вздор. К ним-то и относится моя улыбка; тебе, Вок, хорошо должно быть известно, как я их ненавижу. Кстати скажу, что о схизматиках – руссах я узнал за это время много интересного. Отец Иларий говорил о них с пеной у рта и считал их хуже язычников, а по-моему, они гораздо ближе к истине евангельской, чем мы, католики. Все это я понял из речей князя Юрия Лугвеньевича, который дарил меня своей благосклонностью; с одним из его воевод я крепко сдружился и даже обещал съездить к нему погостить, что непременно исполню, как только вернусь в Польшу.

– А все-таки, – задумчиво вставил Вок, – вспоминая снова великую битву, где легло костьми столько наших братьев и пролилось много славянской крови, невольно скажешь, что неразумно поступил князь Конрад Мазовецкий, призвав немцев оборонять свою землю: они сперва съели бессильных пруссов, а теперь принялись за поляков и литовцев. Конраду, правда, отбиваться от пруссов было тяжело, зато от немцев полякам теперь и вовсе не отбиться!..

– Да, – перебил граф Гинек. – Уж подлинно, что волков пустили стеречь овечье стадо. Никогда эти заигрыванья с немцами до добра не доводят! Прусс – дикарь, так ведь и немец – варвар; это мы, чехи, знаем лучше других! Как в железной перчатке держат они подвластные области и пожирают одно племя за другим. Поляки еще не раз поплатятся за ошибку князя Мазовецкого!

Мало-помалу разговор перешел на вопросы религиозные и вызвал новый взрыв негодования по поводу индульгенций, интердикта и изгнания Гуса.

Глава 10

Время спокойно протекало в семье Вальдштейнов. Светомир возобновил знакомства с бывшими товарищами и профессорами, но сидел подолгу и дома, проводя часы в беседах, то с Руженой и Воком, то с давним приятелем Бродой, который осыпал его расспросами о войне с немцами, о Танненбергской битве и упивался всеми подробностями разгрома Тевтонского ордена.

Одна Анна держалась в стороне. Хотя она и не избегала прямо Светомира, но дружеские отношения, сохранившиеся у нее с Ряженой, с ним не возобновлялись. В разговорах с молодой графиней он не раз выражал свое глубокое сожаление по поводу состояния души их друга детства.

– Да, с той роковой ночи, в ней словно что-то надтреснуто, она стала совсем другой и, притом, такой странной. А я мечтала для Анны об иной судьбе, – ответила Ружена, вытирая набежавшую слезу.

– Я помню, ты желала, чтобы я на ней женился. Откровенно сознаюсь, что твой план мне нравится, и я с радостью увезу ее с собой в Польшу.

– Как? Ты согласишься жениться на ней, даже после… всего того, что произошло? О! Как ты добр, Светомир, великодушен, и как я тебя за это люблю, – вскричала Ружена, вспыхнув от радости.

Взяв руками его голову, она крепко его поцеловала в лоб.

– Награда превышает заслугу, – ответил он, смеясь и целуя ее руки.

– Ты полюбил ее?

– Не знаю, право, что тебе ответить. Пожалуй, нет! Но она внушает мне такое искреннее уважение и глубокое сожаление, что все это, в связи с нашей старой друг к другу братской привязанностью побуждает меня вырвать ее отсюда, чтобы в новой среде и в новых обязанностях она позабыла свое горе. А за самопожертвование, спасшее тебя, мою благодетельницу, наша добрая, красивая и честная Анна – мне вдвойне дороже. Мне не найти жены лучше ее, и я надеюсь, что любовь скоро восполнит наше счастье. Только я попрошу тебя, милая Ружена, передать Анне мое предложение. Бедняжка так встревожена и стала так пуглива, что я никак не могу подыскать случая, поговорить с ней.

– Охотно! Я сегодня же скажу ей все; а завтра, с Божьей помощью, мы отпразднуем ваше обручение, – радостно ответила Ружена.

Целый день Анна страдала невыносимой головной болью, Разбитая, она сидела у себя в кресле и читала молитву. Широкое черное одеяние и ее темные волосы еще резче оттеняли восковую бледность лица и рук, покоившихся на коленях. Было уже поздно и Анна удивилась, увидев входившую Ружену, тем более, что лицо графини сияло необыкновенной радостью.

– Брось молитвы, Анна! Я к тебе с вестью, которая оживит твою жизнь и изменит судьбу, – весело сказала она, целуя ее.

Та болезненно улыбнулась в ответ; когда же Ружена коснулась предложения Светомира, она вздрогнула, и лихорадочный румянец заиграл на ее лице. Но это была лишь минута; затем голова ее грустно опустилась на грудь.

Поражённая молчанием, Ружена взяла ее за руку.

– Ты рада, не правда ли, Анна? Но погоди, вот завтра наш милый Светомир поцелует тебя, как жених, и ты убедишься, что прошлое умерло и для тебя открывается новое, светлое будущее.

Анна подняла голову, выпрямилась и провела рукой по лицу.

– Я очень благодарю Светомира и вечно буду ему признательна за предложение, которое делает мне честь и возрождает меня в моих собственных глазах, но… принять его не могу.

Ружена опешила.

– Да ты с ума сошла! – негодующим голосом вскричала она. – Молодой, красивый, обеспеченный человек предлагает тебе свое имя и любовь, сулит блестящую, счастливую жизнь, а ты его отталкиваешь? Это глупо и неблагодарно! Я и слушать не хочу подобный вздор!

– Я слишком ценю все выгоды предложения Светомира: но потому-то именно и отказываюсь, что не могу сделать его счастливым. В моей душе что-то надломилось, я умерла для радостей жизни и мой милый, великодушный друг заслуживает лучшей жены, чем я, разбитая душой и телом.