Пушкин в жизни

Оглавление

...

(По поводу письма к Кривцову). Нам случилось видеть еще одно письмо Пушкина, написанное также почти накануне свадьбы и еще более поразительное по удивительному самосознанию или вещему предвидению судьбы своей. Там Пушкин прямо говорит, что ему вероятно придется погибнуть на поединке.

...

Через несколько дней женюсь. Заложил я моих 200 душ, взял 38.000, и вот им распределение: 11.000 теще, которая непременно хотела, чтобы дочь ее была с приданым – пиши пропало; 10.000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17.000 на обзаведение и житие годичное. В июне буду у вас и начну жить en bourgeois, а здесь с тетками справиться невозможно – требования глупые и смешные, а делать нечего. Теперь понимаешь ли, что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния – я в состоянии, но входить в долги для ее тряпок я не в состоянии. Но я упрям и должен был настоять по крайней мере на свадьбе.

...

В городе опять начали поговаривать, что Пушкина свадьба расходится; это скоро должно открыться: середа последний день, в который можно венчать. Невеста, сказывают, нездорова. Он был на бале у наших, отличался, танцовал, после ужина скрылся. Где Пушкин? я спросил, а Гриша Корсаков серьезно отвечал: «он ведь был здесь весь вечер, а теперь он отправился навестить свою невесту». Хорош визит в пять часов утра и к больной! Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для ее одной, но и для него лучше было бы, кабы свадьба разошлась.

...

Раз вечерком, – аккурат два дня до свадьбы его оставалось, – зашла я к Нащокину и Ольге (цыганке, жившей с Нащокиным). Не успели мы и поздороваться, как под крыльцо сани подкатили, и в сени вошел Пушкин. Увидел меня из саней и кричит: – «Ах, радость моя, как я рад тебе, здорово, моя бесценная!» – поцеловал меня в щеку и уселся на софу. Сел и задумался, да так будто тяжко, голову на руку опер, глядит на меня: – «Спой мне, говорит, – Таня, – что-нибудь на счастие; слышала, может быть, я женюсь?» «Как не слыхать, – говорю, – дай вам бог, Александр Сергеевич!» – «Ну, спой мне, спой!» – «Давай, говорю, Оля, гитару, споем барину?» Она принесла гитару, стала я подбирать, да и думаю, что мне спеть… Только на сердце у меня у самой невесело было в ту пору; потому, у меня был свой предмет, и жена увезла его от меня в деревню, и очень тосковала я от того. И думаючи об этом, запела я Пушкину песню, – она хоть и подблюдною считается, а только не годится было мне ее теперича петь, потому она будто, сказывают, не к добру:

Ах, матушка, что так в поле пыльно?
Государыня, что так пыльно?
Кони разыгралися. А чьи то кони, чьи то кони?
Кони Александра Сергеевича…
Пою я эту песню, а самой-то грустнехонько, чувствую и голосом тоже передаю… Как вдруг слышу, громко зарыдал Пушкин. Подняла я глаза, а он рукой за голову схватился, как ребеночек, плачет… Кинулся к нему Павел Войнович (Нащокин): «что с тобой, что с тобой, Пушкин?» – «Ах, – говорит, эта ее песня всю мне внутрь перевернула, она мне не радость, а большую потерю предвещает!..» И недолго он после того оставался тут, уехал, ни с кем не простился.

...

Накануне свадьбы Пушкин позвал своих приятелей на мальчишник, приглашал особыми записочками. Собралось обедать человек десять, в том числе был Нащокин, Языков, Баратынский, Варламов, кажется Елагин (А. А.) и пасынок его, Ив. Вас. Киреевский. По свидетельству последнего, Пушкин был необыкновенно грустен, так что гостям было даже неловко. Он читал свои стихи, прощание с молодостью, которых после Киреевский не видал в печати. Пушкин уехал перед вечером к невесте. Но на другой день, на свадьбе, все любовались веселостью и радостью поэта и его молодой супруги, которая была изумительно хороша.

...

Накануне свадьбы был очень грустен и говорил стихи, прощаясь с молодостью (был Варламов), напечатанное. Мальчишник. А закуска (?) из свежей (?) семги (?). Обедало у него человек 12, Нащокин, Вяземский, Баратынский, В., Языков. И вот Пушкин уехал к невесте; кажется, Елагин. На другой день он был (два слова не разб.) с откр. рук., он был очень весел, смеялся, был счастлив, любезен с друзьями; брат (?) шу (тил).

...

Необходимо разыскать стихи… прощание с молодостью и покаяние в грехах ее, которые Пушкин читал накануне своей свадьбы, на так наз. мальчишнике, и про которые живо вспоминал один из слушателей, И. В. Киреевский.

...

У Пушкина верно нынче холостой обед, а он не позвал меня. Досадно. Заезжал и пожелал добра. – Там Баратынский и Вяземский толкуют о нравственной пользе.

...

18 числа сего месяца (февраля) совершилось бракосочетание. Говорят, совершенство красоты. Когда увижу ее, опишу тебе ее с ног до головы. Накануне у Пушкина был девишник, так сказать, или лучше сказать, пьянство прощальное с холостой жизнью.

...

Я пьяный на девишнике Пушкина говорил вам о том, но вы были так пьяны, что навряд ли это помните.

...

Сегодня свадьба Пушкина наконец. С его стороны посажеными Вяземский и графиня Потемкина , а со стороны невесты Ив. Ал. Нарышкин и А. П. Малиновская. Хотели венчать их в домовой церкви кн. Серг. Мих. Голицына, но Филарет (Московский митрополит) не позволяет. Собирались его упрашивать; видно, в домовых нельзя, но я помню, что у Обольянинова обвенчали Сабурова.

Первые годы женатой жизни

В конце января 1831 года русская армия одиннадцатью колоннами под командованием фельдмаршала И. И. Дибича перешла границы Царства Польского. Этому движению предшествовали важные события. В июле 1830 года во Франции рухнула реставрированная в. 1815 году монархия Бурбонов. В августе началась революция в Бельгии. В сентябре Бельгия объявила о своем отложении от Голландии (близкой России по политическим и династическим связям), приняв над собой военное и дипломатическое покровительство Франции. Николай I, считая необходимым исправить случившееся, стал готовиться к войне в Европе. 17 ноября восставшие жители столицы Польши захватили арсенал и дворец наместника, цесаревича Константина (брата Николая); было избрано правительство, которое провозгласило династию Романовых низложенной, Польшу независимой. Войска, готовые выступить на помощь королю Голландии, пришлось повернуть на Варшаву. Конституционные правительства, особенно Париж, понимали, что Польша только их авангард в борьбе с императором России: полонофильские настроения грозили вот-вот перейти в открытую военную поддержку польским выступлениям. Назревала всеевропейская война.