|
Оценить:
|
Том 3. Стихотворения 1921-1929
Оглавление
- 1/79
- Следующая
1
1921
Разбойная жалость
(Перевод с польской… действительности)
...Французское правительство, войдя в бедственное материальное положение Польши, могущее дать вспышку большевизма, решило оказать помощь Польше присылкой… пушек и снарядов.
Студеным днем, зимой,
Крестьянин шел глухой дорогой
В сермяге горестно убогой,
С пустою нищенской сумой.
«Стой! – кто-то вдруг его в лесу окрикнул
грозно. –
Стой! Иль ответишь головой!»
Бедняк, от страха чуть живой,
Узрев разбойника, пред ним взмолился слезно:
«Голубчик, пожалей!.. Я третий день не ел…»
И нищего разбойник пожалел:
В разбойный стан увел его с собою
И там вручил ему покрытый кровью нож,
Громадный нож, который гож
Не для работы – для разбою!
Змеиное гнездо
...По словам издающейся в Берлине кадетской газеты «Руль», меньшевик Л. Мартов – по поведу советского сообщения о том, что белогвардейские покушения отразятся на судьбе буржуазных заложников – требует от немецких рабочих «дружного и энергичного протеста с целью воздействовать на большевистское безумие».
Дух злобный Каина витает над Берлином.
Спасая головы от пролетарских пят,
Сюда сползлись и здесь, в пристанище змеином,
Лихие гадины ярятся и шипят.
Здесь, с «брестским Гофманом» сплетясь в клубке
едином,
Гучков и Милюков едят и вместе спят,
И, положить спеша начало козням новым,
Скрепляет Мартов вновь былой союз с Черновым.
* * *
Отставленных господ зачумленный слуга
Клянет большевиков с «безумным их угаром»,
С их «адским замыслом» – на злой удар врага
Ответить «массовым, жестоким» контрударом.
Предатель предпочел дыханию Москвы
Дыханье города, где в дни порабощенья
Всех, кто пред подлостью не клонит головы –
Кровь Розы Люксембург и Либкнехта, увы,
Ждет запоздалого отмщенья.
Искупление
Рассказ царского гвардейца-инвалида о том, как питерские рабочие 9 января 1905 года к царю ходили.
Дело, братцы, давнее.
Помню, как сейчас,
Как на службу царскую
Отправляли нас.
«Эй, садись, ребятушки!
Уж второй звонок».
«Ну, – отец нахмурился, –
Прощевай, сынок!»
«Ваня!» – пуще прежнего
Зарыдала мать.
От меня родимую
Стали отнимать.
Сват Вавила трешницу
Сунул мне в карман.
Стал мне очи ясные
Застилать туман.
В третий тут ударили,
Свистнул паровоз,
Ухнул, понатужился
И повез, повез!..
Серый, неотесанный
Деревенский пень,
Очутился в Питере
Я на третий день.
Новобранцу робкому,
Тяжко было мне.
Что велели, делал я,
Делал, как во сне.
Под слова площадные
Строгих унтеров
Шел, носки вытягивал,
Прыгал через ров.
Круто грудь выпячивал,
Отдавая честь,
Зенки выворачивал –
Чтоб «начальство есть»,
На плечо «приемами»
Вскидывал ружье,
Инда тело делалось
Словно не мое.
С плацу как воротишься
В душный каземат,
Камнем повалился бы
На плетеный мат.
Ан морока новая,
Надо привыкать –
Офицер словесностью
Станет допекать.
Закружит те голову,
Задурит мозги.
Тут тебе и внешние
Всякие враги,
Тут тебе и внутренний
Беззаконный враг:
У врага у этого
Знамя – красный флаг.
Знамя ж наше – царское.
Мы, вступивши в бой,
За него обязаны
Жертвовать собой –
За царя с царицею
И за их приплод
Проливать обязаны
Мы и кровь и пот.
Слушай. Зазеваешься –
Ткнет начальство в бок.
Всю словесность мудрую
Знал я назубок.
И на той словесности
Присягал царю.
Вот какой был дурень я.
Верно говорю.
Время-то катилося.
Год, и два, и три.
Сам уж был я унтером,
Шут меня дери!
Стану пред командою,
Этакий-то хват.
Тоже грел, не миловал
Молодых солдат.
От казармы вблизости
Завелась кума.
Глядь-поглядь, четвертая
Подошла зима.
Служба, значит, царская
Близилась к концу.
Стал я тут подумывать:
Как вернусь к отцу?
Знал: придется маяться,
Жить бедным-бедно.
А кума заладила
Каждый день одно:
«Оставайся, миленькой,
В Питере служить.
Поступай в полицию,
Вот как будем жить!»
Долго я прикидывал:
То ль идти домой,
То ли оставаться мне
В Питере с кумой?
То ли мне крестьянствовать
В нищете опять,
То ли на пришпекте мне
С шашечкой стоять,
Палочкой помахивать,
Рявкать во весь рот:
«Эй, чаво столпилися!
Р-расходись, народ!»
Как мне быть? Тяжелая
Шла во мне борьба.
Но решенье сделала
3
- 1/79
- Следующая
