Будем как солнце. Книга символов

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая

38

Ты наклоняешь девственные плечи.
Что ж написать? Ты говоришь: весну.
Весенний день и радость первой встречи.  

Да, любят все. Любили в старину.
Наложим краски зелени победной,
Изобразим расцвет и тишину.  

Но зелень трав глядит насмешкой бледной.
В ночных лучах скелетствует весна,
И закисью цветы мерцают медной. 

Во все оттенки вторглась желтизна,
Могильной сказкой смотрит сон мгновенья,
Он — бледный труп, и бледный труп — она.  

Но не в любви единой откровенье,
Изобразим убийство и мечту,
Багряность маков, алый блеск забвенья.  

Захватим сновиденья налету,
Замкнем их в наши белые полотна,
Войну как сон, и сон как красоту.  

Но красный цвет нам служит неохотно,
Встают цветы, красивые на вид,
Ложатся трупы, так правдиво-плотно,—  

Но вспыхнет день, и нас разоблачит,
Осенний желтоцвет вольется в алость
И прочь жизнеподобие умчит.  

На всем мелькнет убогая усталость,
В оттенках — полуглупый смех шута,
В движеньях — неумелость, запоздалость.  

Во всем нам изменяет красота,
Везде мы попадаем в паутину,
Мы поздние, в чьем сердце — пустота.  

Отбросим же фальшивую картину,
Неверны мы друг другу навсегда,
Как в разореньи слуги господину.  

Мой succubus, что ж делать нам тогда?
Теперь-то и подвластны нам стихии,
Земля, огонь, и воздух, и вода.  

Мы поняли запреты роковые,
Так вступим в царство верных двух тонов.
Нам черный с белым — вестники живые.  

И днем и ночью — в них правдивость снов,
В одном  всех красок скрытое убранство,
В другом — вся отрешенность от цветов.  

Как странно их немое постоянство,
Как рвутся черно-белые цветы,
Отсюда—в междузвездное пространство.  

Там дышит идеальность черноты,
Здесь — втайне — блеск оттенков беспредельных,
И слышен гимн двух гениев мечты:  

«Как жадным душам двух врагов смертельных,
Как любящим, в чьем сердце глубина,
Как бешенству двух линий параллельных,—  

Для встречи бесконечность нам нужна».

ВЕЧЕРНИЙ ЧАС

Волшебный час вечерней тишины,
Исполненный невидимых внушений,
В моей душе расцвечивает сны. 

В вечерних водах много отражений,
В них дышит Солнце, ветви, облака,
Немые знаки зреющих решений.  

А между тем широкая река
Стремит вперед свободное теченье,
Своею скрытой жизнью глубока.  

Минувшие незнанья и мученья
Мерцают бледнолицею толпой,
И я к ним полон странного влеченья.  

Мне снится сумрак бледно-голубой,
Мне снятся дни невинности воздушной,
Когда я не был — для других — судьбой.  

Теперь, толпою властвуя послушной,
Я для нее — палач и божество,
Картинность дум — в их смене равнодушной.  

Но не всегда для сердца моего
Был так отвратен образ человека,
Не вечно сердце было так мертво.  

Мыслитель, соблазнитель, и калека,
Я более не полюблю людей,
Хотя бы прожил век Мельхиседека.  

О, светлый май, с блаженством без страстей!
О, ландыши, с их свежестью истомной!
О, воздух утра, воздух-чародей!  

Усадьба. Сад с беседкою укромной.
Безгрешные деревья и цветы.
Луна весны в лазури полутемной.  

Все памятно. Но Гений Красоты
С Колдуньей Знанья, страшные два духа,
Закляли сон младенческой мечты.  

Колдунья Знанья, жадная старуха,
Дух Красоты, неуловимый змей,
Шептали что-то вкрадчиво и глухо.  

И проклял я невинность первых дней,
И проходя уклонными путями,
Вкусил всего, чтоб все постичь ясней.  

Миры, века — насыщены страстями.
Ты хочешь быть бессмертным, мировым?
Промчись, как гром, с пожаром и с дождями.  

Восторжествуй над мертвым и живым,
Люби себя — бездонно, ненасытно,
Пусть будет символ твой — огонь и дым.  

В борьбе стихий содружество их слитно,
Соедини их двойственность в себе,
И будет тень твоя в веках гранитна.  

Поняв Судьбу, я равен стал Судьбе,
В моей душе равны лучи и тени,
И я молюсь — покою и борьбе.  

Но все ж балкон и ветхие ступени
Милее мне, чем пышность гордых снов,
И я миры отдам за куст сирени.  

Порой-порой!  весь мир так свеж и нов,
И все влечет, все близко без изъятья,
И свист стрижей, и звон колоколов,  

Покой могил, незримые зачатья,
Печальный свет слабеющих лучей,

3

• Предыдущая
• 38/40
• Следующая