Киномания

• Предыдущая
• 151/273
• Следующая

151

...

ПРОИЗВОДСТВО СТУДИИ «ДРОЗД»

Публика встретила эти слова одобрительными приветствиями — точно так же в мои времена детишки встречали появление Тома и Джерри.

— Это что такое? — сразу же спросил я у Шарки.

— Это его заставка.

— Но где он взял это изображение?

Шарки, конечно же, не мог знать, почему я задал этот вопрос. Он пожал плечами.

— Наверно, сам снял. А что такого? Производство студии «Дрозд». Поэтому там и есть дрозд.

— Но почему «Дрозд»? Что это означает?

Этот вопрос вызвал у Шарки недоумение.

— А почему лев у «МГМ»? Как он должен был себя назвать?

У меня в голове звучали четыре ноты заставки. Хоть они и были искажены, я сразу же их узнал. Я напевал про себя эту мелодию со дня своего отъезда из Амстердама. Четыре последние ноты песенки.

— Шарки, — спросил я шепотом, поскольку фильм уже начался. — А эта школа Данкла, она случайно не сиротский приют?

— Может быть. Я же тебе говорю, там вокруг было много детишек.

Пусть «Невыносимое страдание» и было неважной картиной — это не имело значения. Я должен был встретиться с Саймоном Данклом.

Глава 21
Морб

Шарки, напуская на себя важный вид — чем сильно выводил меня из себя, — договорился о моем визите к Саймону Данклу. Нам предстояла двухчасовая поездка в горы за Малибу. Шарки настаивал, чтобы мы ехали на его машине — старом, побитом универсале «десото», поездка на котором грозила большими трудностями на крутых и далеко не идеальных горных дорогах.

— А почему не на моей? — спросил я.

У меня был классный «МГ» в превосходном состоянии; я позволил себе эту роскошь совсем недавно, после присвоения мне звания адъюнкт-профессора факультета киноведения.

— Места мало, — ответил Шарки.

— Для двух как раз, — напомнил я ему.

— Но нас будет трое. Мы и наш гость.

— Да? И кто же?

— Одна классная штучка. — Больше он распространяться на эту тему не стал, — Подожди, сам увидишь.

— Шарки, — возмутился я, — это деловая поездка. Я хочу, чтобы люди, к которым мы едем, воспринимали меня серьезно. Этого не случится, если ты возьмешь одну из своих… — на языке у меня вертелось слово «девок», — подружек.

— Будь спокоен, мой друг. Для нее это тоже деловая поездка. Она тебе понравится. Вы с ней одного поля ягоды. Башковитые. И потом, никакая она мне не подружка. Пока еще. До ее знакомства с Данклом. А там, глядишь, — ча-ча-ча.

Что бы там ни говорил Шарки, но любая женщина, поддерживавшая с ним отношения, энтузиазма у меня не вызывала. За то время, что я знал Шарки, его представления о женственности трансформировались, и теперь он предпочитал шизанутых прихиппованных девчонок или легкомысленных подобий Джейн Мэнсфилд. Но на сей раз я ошибался. Женщина, о которой шла речь, была не только умной, но и красивой. Я это понял сразу же, как ее увидел.

— Я давно хотела тебя найти, — весело сказала она, увидев меня, — А тут Дон говорит, что вы — приятели.

Передо мной на переднем сиденье автомобиля Шарки вдруг оказалась Жанет, хорошенькая молодая ученица Виктора Сен-Сира; на ней была футболочка в обтяжку с надписью «Ура Голливуду», под которой торчали ее соблазнительные грудки.

— Так вы, значит, знакомы, — вмешался Шарки; голос его звучал не очень одобрительно, он явно опасался, что я могу отбить у него девчонку. А я именно это и собирался сделать при первой же возможности.

Жанет пересела на заднее сиденье, а я объяснил:

— Мы встречались во Франции. Жанет — лучшая ученица Сен-Сира.

— Не может быть, — сказал Шарки, — А это кто такой?

Прежде чем я успел ответить, Жанет быстро внесла поправку:

— Нет-нет, не так. Мы с Виктором больше не друзья.

— Я тебе сочувствую, — сказал я тоном, явно подразумевающим противоположное.

Наша поездка на север давала Жанет возможность познакомиться с типичным калифорнийским пейзажем. Яркое, хотя и подернутое дымкой солнце, битком забитые пляжи вдали — слишком далеко, чтобы различить жуткие ожоги на коже, смазанные маслом, вспучившийся волнами океан, населенный ловкими серферами. Мы ехали, а она рассказывала мне о том, что произошло после моего отъезда из Парижа. Рассказ вертелся по большей части вокруг того, какой скотиной оказался Виктор. Поганец, сукин сын, первостатейный мерзавец. Я с удовольствием слушал, как она поносит великого интеллектуала. Я старался вовсю, чтобы выудить из нее побольше грязных подробностей, которые заполнили все время пути между Санта-Моникой и Зума-Бич и закончились уничтожающим приговором Сен-Сиру как любовнику.

— В постели он абсолютный ноль. (Все лучше и лучше, говорил во мне беззастенчивый голос ненависти. Давай, рассказывай еще. И она рассказывала.) Ты знаешь, что он занимается любовью и одновременно читает свои лекции о кино? По теории кино. Длиннейшие рассуждения о теории кино. Как в Сорбонне.

— Я тоже знаю кое-кого в этом роде, — выпалил Шарки. Я смерил его неодобрительным взглядом, но он его не заметил. — Может, есть такая разновидность людей. Сексуальные киноманьяки.

— Виктор говорит, что перенял это от одной из своих прежних любовниц. От одной блестящей женщины. Они трахались и не переставая спорили о кино. Вы себе такое можете представить?

— Да, — сказал Шарки, будто его кто тянул за язык. — Я это себе могу представить.

Жанет набрала в легкие побольше воздуха, готовясь сделать тяжелый выдох. На вдохе «Ура Голливуду» натянулось на ее сосочках, напомнив мне о ее аппетитных грудках. Интересно, спрашивал я себя, каковы мои шансы на повторное знакомство с ними.

3

• Предыдущая
• 151/273
• Следующая