Ночь длиною в жизнь

Оглавление

104

Я всмотрелся в глаза Холли. Она обнимала Клару как-то чересчур крепко, но по лицу было невозможно ничего прочесть.

— Солнышко, ты ведь знаешь, что дяди Кевина не будет в это воскресенье, правда?

Холли ткнулась лицом в Клару.

— Да. Потому что он умер.

— Правильно.

— Иногда я забываю… — Дочка бросила на меня быстрый взгляд. — Мне Сара вчера анекдот рассказала, а я хотела рассказать ему и только потом вспомнила.

— Понимаю. У меня тоже так бывает. Голова должна привыкнуть. Потом это пройдет.

Холли кивнула, пальцами расчесывая гриву Клары.

— Понимаешь, у бабушки все будут грустные в эти выходные. Такого веселья, как рассказывала Донна, не будет.

— Я понимаю. Я просто хочу поехать.

— Хорошо, птичка. Посмотрим, что получится.

Молчание. Холли заплела косу из гривы Клары и внимательно ее изучала.

— Папа… — начала она немного погодя.

— Что?

— Когда я думаю про дядю Кевина — иногда я не плачу.

— Это нормально, солнышко. И я тоже.

— Но если мне не все равно, я ведь должна плакать?

— Знаешь, нет особых правил, что делать, когда умирает родной человек. Я думаю, ты и сама со временем разберешься. Иногда хочется плакать, иногда не хочется, а иногда ты ненавидишь человека за то, что он от тебя ушел. Просто помни, что все это нормально. Как и вообще все, что придет в голову.

— А в «Американском идоле» всегда плачут, если вспоминают про тех, кто умер.

— Конечно, только не стоит всему этому верить. Это телевидение.

Холли решительно затрясла головой — волосы хлестали ее по щекам.

— Папа, это же не кино, это настоящие люди. Они рассказывают свои истории, какая замечательная была бабушка, как она в них верила, а потом умерла, — и всегда плачут. Иногда и Пола сама плачет.

— Ну еще бы. Только это не означает, что и ты должна плакать. Все люди разные. И скажу тебе по секрету: в этом шоу сильно притворяются, чтобы получить больше голосов.

Холли все еще сомневалась. Я вспомнил, как сам первый раз видел смерть: мне было семь, какого-то четвероюродного брата хватил удар, и ма потащила нас всех на поминки. Все происходило почти так же, как на поминках Кевина: слезы, смех, истории, кучи бутербродов, выпивка, пение и танцы ночь напролет — кто-то принес аккордеон, кто-то знал наизусть весь репертуар Марио Ланцы. В качестве пособия для начинающих «Как справиться с утратой» все это гораздо здоровее, чем что угодно с участием Полы Абдул. Я даже задумался: даже с учетом папашиного вклада в веселье может и стоило привезти Холли на поминки Кевина?

От мысли, что я буду находиться в одной комнате с Шаем и не смогу измочалить его в лепешку, у меня закружилась голова. Я вспомнил, как был человекообразным подростком и взрослел головокружительными скачками, потому что этого хотела Рози; вспомнил, как па говорил мне: «Мужчина должен знать, за что готов умереть». Ты делаешь то, чего хочет твоя женщина и твои дети, даже если это гораздо труднее, чем умереть.

— Послушай, днем в воскресенье мы поедем к бабушке, пусть даже ненадолго. Там будут говорить про дядю Кевина, но каждый будет вспоминать его по-своему. Никто все время плакать не будет, никто не решит, что если ты не плачешь, то поступаешь неправильно. Может, так тебе будет проще успокоиться?

Холли подняла голову и посмотрела на меня, а не на Клару.

— Да. Наверное.

— Ну вот и ладно, — сказал я. По загривку пробежал холодок, но я собрался вытерпеть все, как большой мальчик. — Значит, договорились.

— Правда?

— Да. Я позвоню тете Джеки прямо сейчас, пусть скажет бабушке, что мы приедем.

— Хорошо… — Холли глубоко вздохнула, и ее плечи расслабились.

— А пока что поспи. Утром все будет гораздо лучше.

Холли легла на спину и уткнула Клару в подбородок.

— Подоткни мне одеяло, — попросила она.

Я заботливо подоткнул края пухового одеяльца.

— И никаких кошмаров сегодня, ладно, птичка? Разрешаются только сладкие сны. Это приказ.

— Ладно. — Глаза закрылись, пальцы в гриве Клары расслабились. — Спокойной ночи, папа.

— Спокойной ночи, солнышко.

Я так ничего и не заметил, а следовало бы, давным-давно. Почти пятнадцать лет я и сам оставался в живых, и берег жизнь своих мальчиков и девочек, потому что никогда не пропускал ни единого признака опасности: острый запах горелой бумаги в комнате, грубые нотки в голосе во время обычного телефонного разговора. Ужасно, что я пропустил эти признаки у Кевина; и был просто обязан заметить их у Холли. Я должен был заметить их, словно зарницу вокруг мягких игрушек, словно отравляющий газ, заполняющий маленькую уютную спальню… Опасность!

Вместо этого я осторожно поднялся с кровати, выключил лампу и переложил сумку Холли, чтобы не загораживала ночник. Дочь подняла ко мне лицо и что-то пробормотала; я наклонился, поцеловал ее в лоб, и Холли с удовлетворенным вздохом сдвинулась глубже под одеяло. Светлые кудри разметались по подушке, острые тени от ресниц легли на щеки. Я тихо вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

20

Каждый коп, работавший под прикрытием, знает: ничто не сравнится с днем накануне начала операции. Наверное, астронавты во время обратного отсчета испытывают похожее чувство — и парашютисты, выстроившиеся перед прыжком. Свет становится ослепительным и прочным, как алмаз; все лица красивы до умопомрачения; мозг кристально чист, каждая секунда растягивается перед глазами в огромную панораму; то, что месяцами сбивало с толку, внезапно становится предельно ясным. Можешь пить весь день и оставаться трезвым как стеклышко; зубодробительные кроссворды решаются, как детские головоломки. Такой день длится сто лет.