Наша маленькая тайна

Оглавление

— Нас, наверное, выселят, — мрачно проговорила Сьюзен, когда мимо нее в очередной раз пронеслись Сократ и довольный Эмери.

Они, должно быть, играли в индейцев, потому что Эмери то и дело издавал оглушительный индейский клич. Сократ тоже старался как мог — от его радостного лая дребезжали стекла.

Филип хотел сказать в ответ Сьюзен что-то язвительное, но передумал, увидев, с какой нежностью она смотрит на счастливого племянника.

Он осторожно присел на диван — разумеется, розовый. Вряд ли Эмери позволено прыгать на нем, подумал Филип, все больше убеждаясь, что его маленькому сыну здесь должно быть довольно скучно. Две двери, ведущие из гостиной, были приоткрыты, и Филип с интересом разглядывал, насколько это было возможно, комнаты за ними.

Комнату Эмери он распознал сразу — яркие цвета, шкаф с игрушками. Комната Сьюзен тоже мало его удивила, он именно так ее себе и представлял — кремовые стены, чисто, прибрано, скучновато. Про себя Филип окрестил ее «комнатой девственницы», но вслух этого, разумеется, не сказал, хотя его так и подмывало спросить: «Сьюзен, а вы, часом, не девственница?» И он совсем бы не удивился, получив утвердительный ответ.

Эмери и Сократ вновь ворвались в гостиную. Удивительно, как они еще ничего не разбили, подумал Филип, с удовольствием глядя, как они играют. Его сын оказался просто замечательным — подвижный здоровый ребенок. Настоящий мальчишка, будущий мужчина. Сьюзен хотела найти отца Эмери — что ж, она его нашла. Филип влюбился в сына с первого же взгляда и понял, что станет прекрасным отцом. Он будет звонить и приезжать так часто, как это возможно. Он забросает Эмери подарками. Будущим летом они с Эмери отправятся куда-нибудь к морю. А будущее Рождество было бы хорошо провести в Хэвене, если Сьюзен, конечно, разрешит.

Филип представил, как Эмери сидит на полу возле камина, над которым развешены рождественские носки, рядом с Сократом. Потрескивает огонь, пахнет хвоей от наряженной елки. Эмери просит отца открыть подарки сейчас, а Филип, пряча улыбку, хмурится, играя роль строгого родителя, хотя прекрасно знает, что уступит.

Сладкие грёзы были грубо прерваны гневным стуком — это сосед снизу выражал свое недовольство шумом, который устроили малыш и собака. Сьюзен, услышав удары, закрыла лицо руками и простонала:

— Нас точно выселят…

7

— Он такой милый, — сказала Минни сестре, когда они устроились в кухне попить чаю.

Сократ спал под столом, Эмери, к великому, но бесплодному негодованию Сьюзен, устроился там же, положив голову на теплую собачью спину.

— Надеюсь, у него хотя бы нет блох, — пробормотала Сьюзен.

— У Филипа? — в ужасе переспросила Минни.

Сьюзен сделала глоток из своей чашки.

— Да нет, у этого чудовища со слюнявой мордой.

Сразу трое мужчин в моем доме, подумала она, имея в виду Эмери, Филипа и Сократа, и все трое спят. И что самое удивительное — все трое одинаково посапывают во сне. А вот интересно, храпит ли во сне Барт? Странно, но Сьюзен даже не знала этого.

— Я вообще-то говорила о Филипе, — сказала Минни, — но собака мне тоже понравилась. Сократ — просто прелесть.

Сьюзен хмуро взглянула на младшую сестру. Неудивительно, что Минни понравились и Филип, и этот его ужасный пес — ей всегда все нравились. И всё нравилось. Сьюзен только диву давалась, как она еще не сошла с ума, имея двух таких сестер — неугомонную Миранду с ее взрывоопасным, диким характером и простодушную, наивную Минни, которая часто попадала в неприятности из-за своей доверчивости.

— Ты ничего не знаешь о Филипе, — напомнила Сьюзен младшей сестре. — Ты познакомилась с ним всего час назад. На самом деле, это довольно неприятный тип.

— Да ну? — усомнилась Минни. — Если бы он был таким негодяем, как ты говоришь, разве он оказался бы сейчас в твоей квартире? Ты же расспрашивала о нем его знакомых, как и собиралась? Если бы ты узнала о Филипе что-то плохое, ты бы не позволила ему встретиться с Эмери.

В словах Минни был резон, поэтому Сьюзен промолчала.

— И потом, — продолжила Минни, — он очень привлекателен.

Сьюзен не считала, что определение «привлекательный» подходит Филипу Мастерсону, но решила не озвучивать эту мысль. Привлекательный? Нет. Пугающий. Великолепный. Сильный. Завораживающий.

Всю дорогу от Хэвена до Кардиффа Сьюзен украдкой наблюдала за ним в зеркало. Теперь она знала, как ложится на его щеки тень от длинных ресниц, как бугрятся налитые силой мышцы рук под тонкими рукавами клетчатой рубашки, знала, что щетина у Филипа отрастает необычайно быстро — темная, жесткая. Знала, что он свободно может управлять машиной одной рукой, что фаланги его пальцев покрыты едва заметными темными волосками. В дороге Филип то и дело принимался напевать какую-то песню без слов, но это была не та песня, которую он горланил в тот вечер, когда Сьюзен своим вторжением нечаянно вытащила его из душа. И еще Сьюзен знала, как пахнет Филип Мастерсон: как настоящий мужчина. Сильный, терпкий, свежий аромат — так пахнет раскаленная летним солнцем поросшая вереском пустошь. И вкус его губ…

— Что с тобой, Сьюзен? — вернул ее на землю озадаченный голос Минни. — Почему ты покраснела?

— Ничего подобного, — поспешно ответила Сьюзен, пытаясь усилием воли согнать с лица предательский румянец.

А Барт? Как пахнет Барт? — спросила она себя. И не смогла вспомнить.

— Да очнись же ты, Сьюзен! — не отставала Минни. — По телефону ты не сказала, но сейчас-то можешь мне объяснить, почему привезла с собой этого человека?