Ванильное мороженое

Оглавление

Единственное, чему Кларк научился в отчем доме, — это тому, что ярость непродуктивна и разрушительна. Если дать ей волю, она может даже искалечить душу когда-то хорошего, доброго человека. Кончилось все это долго вызревавшим бунтом. Едва окончив школу, он сбежал из дому. Все, чего он добился потом, было только его заслугой… Как и эта история с Джейн Томлинсон.

Но сейчас ему не о чем беспокоиться. Только не здесь. Только не с Мелани Уитлоу.

— Вам ни к чему бояться меня, — заверил ее Кларк, решив отбросить горькие воспоминания и сосредоточиться на этой чудесной, соблазнительной женщине. И все-таки сначала он должен сказать ей всю правду. — Ни к чему, — с горечью усмехнулся он, — если вы не собираетесь выдвинуть против меня ни на чем не основанное обвинение, как это сделала Джейн Томлинсон, а потом с видом благородного негодования рассказывать в суде возмутительные небылицы широко разинувшим рты присяжным.

Кларк перевел дыхание и посмотрел на Мелани. В ее глазах светилось искреннее сочувствие, и он неохотно продолжил рассказ.

— Эта почтенная матрона как могла добивалась моей благосклонности. Каждый сеанс — а было их всего-то два, при первой же возможности я расстался с этой любвеобильной домохозяйкой, — оборачивался для меня пыткой. — Кларк сделал паузу.

Мелани продолжала молчать. Ее взгляд был опушен. Ей не хотелось проводить какие-либо параллели и еще меньше хотелось, чтобы это делал Кларк. Наконец, чтобы нарушить затянувшееся молчание, она натянуто произнесла:

— Какая мерзость.

— Да, но отвратительнее всего повел себя я сам. Во время суда стало очевидным, что Джейн остро нуждается не в психоаналитике, а в психиатре. Но для остальных это было не столь очевидно. Присяжные, видимо привыкшие к телевизионным мыльным операм, распознали в этом процессе знакомый сюжет и единодушно вынесли мне обвинение. И здесь меня охватил приступ необъяснимой ярости. От глупой безысходности этого фарса я высказал вещи, которые уважающий себя психолог не сказал бы даже под пыткой, тем самым развив сюжет по знакомому им шаблону.

Мелани почувствовала, что Кларк весь дрожит, и взяла его руку в свою. Он вздрогнул, но вовсе не оттого, что ему неприятно было прикосновение ее бархатистых пальцев, а от отвращения к себе — за то, что и в интонациях его рассказа проскользнула ярость, которую он так порицал в отце и которую тогда обнаружил и в себе.

— По-человечески это можно понять. Хотя, наверное, не очень хорошо для репутации психоаналитика… Но если вас отстранили на год от практики, то почему позволили набрать нашу группу?

— Работа, которую я пишу, — в рамках университетских исследований. Она не рассматривается как частная практика. На ученом совете меня внимательно выслушали и, взвесив все обстоятельства, сочли, что я имею моральное право продолжать исследования. Кстати, о репутации психоаналитика… Думаю, она тоже не пострадала. Каждый из нас рано или поздно сталкивается с подобным, а некоторые и неоднократно. Это специфика работы. Так что коллеги отнеслись к ситуации с полным пониманием и глубоким сочувствием. Чего нельзя сказать обо мне. На суде я вел себя безобразно…

— Мне кажется, вас трудно вывести из себя. Если вы и наградили ту женщину парой нелестных эпитетов, думаю, на то были веские основания.

— Какими бы ни были основания, я все равно не должен был терять хладнокровия. Моя профессия предполагает спокойное и снисходительное отношение к человеческим слабостям и хворям.

Мелани погладила его руку.

— Возможно, — задумчиво протянула она. — Но терять хладнокровие иногда приятно.

Кларк опять весь напрягся, но на этот раз реакция не имела ничего общего с попыткой подавить свою ярость. С тех пор как они оказались на этой лестнице, отрезанные от остального мира небывалой грозой, Мелани без конца делала завуалированные намеки, от которых у него в крови вспыхивало пламя. А ее прикосновения рано или поздно могли привести к взрыву.

Он слишком долго сам готовил себе еду, чтобы не распознать приглашения к адюльтеру, когда слышал его. И поскольку оно исходило от Мелани — женщины, признающей, что у нее мало опыта, если он вообще есть, в отношениях с мужчинами, — Кларк подозревал, что ее намерение продиктовано скорее исследовательским интересом и ей нужен секс как таковой.

По крайней мере, он на это надеялся.

— Когда, например? — спросил Кларк.

— Снимите вашу рубашку.

— Зачем?

Он услышал, как она глубоко втянула в себя воздух, а затем медленно выдохнула.

— Вы будете изучать мою просьбу до тех пор, пока я не передумаю, или вам необходима более серьезная причина, для того чтобы потерять хладнокровие?

Кларк стянул рубашку через голову и бросил ее на перила.

— Готово. Ваша очередь.

— Что?!

Кларк усмехнулся. Он готов был идти у нее на поводу, но не собирался наслаждаться или расплачиваться в одиночку. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: если красивая, отзывчивая женщина заточена вместе с вами на жаркой, сырой лестнице, предполагается, что раздеваться должны оба.

Господи, как ему это было нужно! Отвлечься. Потешить себя фантазиями. Все последнее время на душе у него лежала огромная тяжесть. И дело было совсем не в судебном разбирательстве, не в отстранении от практики, даже не в глупых нападках Джейн Томлинсон. Дело было в ярости, с которой он обрушился на нее. Неужели так велика сила наследственности? Неужели он обречен повторить путь, пройденный отцом?

Но с Мелани Уитлоу у него появился шанс усмирить свои эмоции взаимовыгодным, взаимовозбуждающим способом.