Утреннее шоссе

Оглавление

- Да, - согласилась девушка.

- Правда, с едой тут не очень. Бар, сами понимаете: напитки, легкая закуска. В соседнем зале имеется фирменное блюдо - бифштекс «Курортный»… Вы остановились на квартире?

- Да. У хозяйки.

Чей-то голос громко оповестил Леру о том, что ее вызывает к себе директор. Лера швырнула тряпку на поднос, сняла и положила на табурет передник. Ее глаза стали злыми. Она что-то произнесла сквозь зубы и, не взглянув на девушку, пошла прочь.

Полукруглый кабинет был гордостью Якова Николаевича Сперанского. Интерьером он повторял в миниатюре главный зал бара. Сперанский - лысый кряжистый мужчина в сером литом костюме, на пальце скромный золотой перстень - сидел за своим столом и просматривал бумаги. В кресле напротив развалился экспедитор Сурен. Это он вызвал Леру из зала и теперь сидел, ожидая решения какого-то вопроса.

Когда Лера вошла, Сурен подмигнул ей веселым черным глазом и чмокнул губами, посылая воздушный поцелуй. Лера ему нравилась, и Сурен этого не скрывал. Сперанский недовольно постучал пальцами по столу. Сурен тронул грубыми руками свой толстый нос и притих.

- А что севрюга? - проговорил Яков Николаевич и, к великому удивлению Леры, показал ей на стул у двери.

- Севрюга пока плавает в Каспийском море. И ничего не знает.

- А когда она узнает? Смотри, Сурен. Ведешь к позору мое заведение, Сурен. Тебе оно легко досталось, - проговорил Сперанский без особой строгости.

- Яков Николаевич, или вы не знаете своего экспедитора?

- Я его очень хорошо знаю.

- Деловые люди мне сказали: «Сурик, рыба пока плавает в Каспийском море, пусть себе плавает. Но когда будет надо, она поменяет курс». Вам ясно?

- Надо через пять дней.

- О! - воскликнул Сурен и принял в широкую ладонь подписанные директором накладные.

Он с трудом вытянул себя из кресла и направился к выходу. Поравнявшись с Лерой, Сурен закатил черные мавританские глаза.

- Лера! - произнес он жарким голосом. - Даю десять рублей за один искренний поцелуй.

Сурен был одним из немногих сотрудников, которые относились к Лере дружески, зная о настроении директора. И Лера это ценила. Она поднялась со стула, обхватила длинными руками крепкую шею Сурена и прикоснулась губами к его колючей щеке.

- Денег не надо! - великодушно бросила Лера и отпустила остолбеневшего от неожиданности экспедитора.

Она слышала, как за ее спиной хмыкнул директор - порыв Леры его чем-то задел. А Лера на это и рассчитывала: ей хотелось показать, что она ничуть не робеет перед ним и может за себя постоять.

Прижав ладонь ко лбу, словно унимая головокружение, Сурен вышел из кабинета.

- Вы горячая женщина, Валерия Семеновна, - произнес Сперанский.

Лера села боком на табурет, переплетя ноги.

Сперанский помолчал. Его скуластое лицо порозовело от недавно принятого душа и казалось крупнее от гладко зачесанных волос и широких залысин.

- Кто это у вас там ползает за стойкой? - проговорил наконец Сперанский.

- Мастер. У меня миксер стал плохо работать… Левак.

- Заявку подавали?

Лера усмехнулась. Она дважды подавала заявку администратору. Не мог же директор ее не заметить…

- Балуем мы трест. Они и садятся на голову, - произнес Сперанский.

Возможно, эта фраза относилась не столько к Лере, сколько к его собственным делам, тайну которых Яков Николаевич хранил за семью замками.

- Совсем обнаглели, - продолжал директор и, вздохнув, добавил: - Думаете, мне легко быть хорошим для всех? Иногда хочется плюнуть и уйти куда-нибудь из этой системы. Я ведь инженер по образованию. Тепловые электростанции мой профиль… Впрочем… - Он запнулся.

- Желаете намекнуть, что и я дипломированный историк? - подхватила Лера.

- Что я хотел? - продолжал Сперанский. - Я хотел организовать такое место, чтобы люди могли отдохнуть. Найти друзей. Посидеть, отвести душу… И я создал такой бар, вы сами знаете. Но мне надоело за все кланяться в пояс. Я считаю: если человек получает от меня внимание, так и он должен относиться ко мне с вниманием. А они работают так, будто сидят на голом окладе. Не нахалы?!

Лера не могла понять, к чему Яков клонит. Он не из тех, кто болтает ради сотрясения воздуха. Яков слишком себя уважает. Надо подумать, сосредоточиться, не дать увлечь себя доверительным тоном. Собственно, о чем плачется бывший инженер-тепловик? Господи, да имей она малую часть его состояния, она действительно ушла бы куда угодно из этой системы. Даже воспитательницей в детский сад. А не психовала бы за стойкой бара до полуобморочного состояния… Ломота в ногах начиналась обычно к вечеру. Тупая боль, ступни как бы каменели. Боль поднималась выше, захватывала колени, живот, жаром отдавалась в спине и груди. Так почти каждую смену. Она с трудом добиралась до дому…

И работала она, в сущности, на Якова. Все было под контролем этого стервеца: каждый бутерброд, каждый грамм кофе, каждая банка сока и бутылка коньяку.

Нет, всего этого было мало Якову Сперанскому. Лера, как бывший историк, сомневалась, что такой подонок мог быть единокровным наследником Сперанского. Наверное, просто однофамилец, генеалогическое древо которого уходит корнями к южноморским биндюжникам… Во всяком случае, по отношению к Лере Яков Николаевич не вел себя как аристократ. Нет, хватит вам и того, что вы имеете, месье Сперанский. Пусть ваши толстозадые родственницы ищут себе другую работу, Леру вынесут из бара «Курортный» только вперед ногами. И на Яшку найдется управа, не на острове живем.

- Хорошо, - сказал Яков Николаевич. - Хорошо. Идите работать. В следующий раз с заявкой обращаться прямо ко мне… Как раньше.