У подножья Эдельвейса

Оглавление

Джон вернулся в комнату. Она спала, губы ее чуть улыбались каким-то радужным видениям сна. Ребенок. Ангел, ненадолго опустившийся с небес на землю и нечаянно уснувший здесь.

И Джон, уже привыкший засыпать возле ее кровати, в этот вечер отодвинул свое кресло к камину.

6

За окном гудел ветер, в темное стекло то и дело врезались хлопья снега. Они, словно большие белые мотыльки, летели на свет и бились, бились о невидимую преграду. Ветер завывал так, что хотелось заткнуть уши. Его жалобные вопли, его стоны резали слух, навевали тоску, ведь так стонут, лишь когда утрачена последняя надежда. Ветер бесновался, кружась над хижиной, силясь ворваться в нее. А Линда лежала на кровати и смотрела в окно.

Будильник уже давно пропищал свою гнусную мелодию, возвещающую о том, что настали ненавистные восемь часов и пора ложиться спать. Комната приобрела свой обычный вид. Лютый растянулся у камина и дремал, время от времени позевывая и потягиваясь. Джон завесил лампу старым полотенцем, чтобы не мешала спать, и как ни в чем не бывало читал книгу. Его глаза глядели уверенно и спокойно, руки перелистывали страницы… А Линда лежала на кровати и смотрела в окно.

В этот вечер она очень хотела лечь попозже, хотя бы ради такого особенного случая, но Джон был непреклонен. Никаких «попозже», и точка! Все шло как обычно: вечерние лекарства, массаж, потом сеанс успокоения нервов в лучших традициях этого мероприятия. Линде сегодня стало даже обидно: Джон как будто специально начал его раньше и затянул до самого «отбоя». Она еще чувствовала прикосновения его ласковых пальцев. Расслабленное тело млело, желая отдаться, желая слиться с мужчиной… А Линда лежала на кровати и смотрела в окно.

Ну почему нельзя было сделать исключения и подольше поговорить, пообщаться? Ведь уже завтра они распрощаются навсегда! Ведь это их последний вечер! Дорогу уже сегодня открыли для свободного проезда. И завтра утром… Линда не могла думать об этом без содрогания.

Она уже так привыкла к тихой спокойной жизни, где ничего от нее не зависит, где все решает Джон. И как теперь она будет жить без него, без его ласки и заботы? Что ожидает ее в Анкоридже? Чак? Настоящий отец со сводными братьями? Да они, вероятнее всего, и не вспоминали о мисс Кроу, которая оставила на автоответчике сообщение, что уезжает.

Ну почему? Почему суждено было произойти этому дурацкому недоразумению с возрастом? Ведь именно оно лишило ее возможности провести эту ночь с ним. Лишило возможности вообще говорить о своих чувствах. Линда очень боялась, что Джон нравится ей только здесь и сейчас, в свете сложившихся обстоятельств. Возможно, это лишь временная влюбленность. Но даже о ней она не могла сказать открыто, не могла говорить как взрослая о том, что эти две недели была почти счастлива. Не могла даже выразить благодарности, потому что дети не умеют быть благодарными. Подросток эгоистичен до крайности и все принимает как должное.

Она не могла сказать два заветных слова: я люблю. Линда, слишком хорошо зная себя, чувствовала, что теперешнее ее состояние – временное. Пройдет неделя, может быть месяц, и все забудется, развеется как дым. Ведь жизнь за пределами хижины несется бурным потоком… Да, вероятнее всего, так оно и будет. Минутное чувство, которое потом просто растворится в шквале ощущений. Уйдут тоска и печаль, которые сейчас душат горло слезами. Останется лишь легкая грусть. Но и она затем позабудется.

Но сейчас… Сейчас она хочет быть с ним, хотя бы ради этого минутного чувства. Ощущать его руки, его плавные движения. Смотреть ему в глаза… Но Линда лежала на кровати и смотрела в окно.

– Джон, – позвала она, в последний раз надеясь разговорить сурового хозяина дома.

Он молча оторвался от книги, в его взгляде читался вопрос: чего тебе?

– Джон, давай поговорим.

Он нахмурился.

– Ты будешь сегодня спать или нет? Девять часов! А нам завтра предстоит нелегкий переезд. Лучше подумай, что ты скажешь родителям. Не надейся, что я утаю от них, где ты была и чем занималась.

– А можно тебя попросить?

Честно говоря, Линда уже плохо помнила, что именно насочиняла о своей семье и в частности о том, где для родителей она в данный момент находится. Иначе как объяснить отсутствие поисково-спасательных мероприятий. А если Джон будет настаивать на разговоре, к примеру, с отцом? Нет, он вообще не должен знать, как ее встретили. А точнее, что встречать ее некому.

– У меня очень… очень строгие родители. Папа будет ругаться, и… Короче, мне крепко влетит. Мой отец… ну, он может отправить меня в пансионат за такую выходку… Пожалуйста, я очень тебя прошу, просто высади меня на улице в двух кварталах от дома… Я дойду сама. Я очень тебя прошу…

Джон тяжело вздохнул, было видно, что ему эта идея не нравится. Однако он кивнул.

– Там видно будет. Даю слово, что не скажу. Ну, теперь твоя душа спокойна?

Линда виновато улыбнулась.

– Да.

– Значит, закрывай глаза и спи.

– Нет, я еще хочу разговаривать.

– А я хочу, чтобы ты выспалась перед трудным днем. И если ты сейчас же не угомонишься, то поверь мне, твой отец покажется тебе самим добродушием. Спи.

Ну что можно ответить после такой тирады? Ничего не оставалось, кроме как покорно закрыть глаза…

Бескрайняя даль слепила своей белизной, вызывая ощущение потерянности, одинокости среди бесконечной снежной пустыни. Что-то все время мешало думать, и невозможно было сосредоточиться. А еще в ушах стоял гул как будто ветра, но вокруг чернела ночь, неподвижная, заст

Она подняла глаза и увидела небо. Облака замерли на нем, будто нарисованные. Луна тоже была какая-то ненастоящая, и от этого усиливалось впечатление ирреальности всего окружающего. Тем не менее снег под ногами был очень даже настоящий. Ноги утопали в нем по самые колени.