|
Оценить:
|
Рождественский подарок
9
— Запишите меня на эту экскурсию, — решительно заявила она.
В автобусе сидели двадцать человек — несколько пар и несколько одиночек. У каждого на груди висел огромный, размером с блюдце, бейдж с именем.
— С Рождеством. Меня зовут Эльза.
Некоторые фотографировались.
— Хотите, я вас сниму вашим фотоаппаратом? — предложил ей один мужчина.
Ей не хотелось объяснять ему, что на земле нет ни единой живой души, кому она могла бы показать эту фотографию. У него были добрые глаза, и она согласилась.
— Да, пожалуйста, — ответила мисс Мартин, просто чтобы не огорчать его отказом.
Вскоре все туристы в автобусе перезнакомились. Среди прочих была пожилая пара из Вьетнама — их сын был убит на войне лет тридцать назад. Многие годы они переписывались с родителями американского парня, погибшего в тот же день в одном из боев. И вот вьетнамцы впервые приехали в Соединенные Штаты и встретились с американскими друзьями по переписке лично. Она смотрела на этих четырех пожилых людей: им за семьдесят, и вот они сидят так дружно и в то же время растерянно, как бы силясь осмыслить, что же произошло с ними много лет назад. На фоне их судеб ее собственные проблемы показались ничтожными.
Были в автобусе мать с дочерью, которые все время ссорились — без особой злобы и почти автоматически. Они так жили годами и еще несколько десятилетий будут продолжать то же самое. Было несколько одиноких путешественников — все они были экстравертами и сходились друг с другом молниеносно, а через минуту уже беседовали, как старые друзья.
Единственным из всех, кто вел себя совсем тихо, был тот самый человек с добрыми глазами, который сфотографировал Эльзу. Он с улыбкой смотрел на проплывающие мимо окон достопримечательности. Казалось, он хорошо знает Нью-Йорк, может, даже живет здесь. Но зачем же тогда ехать на обзорную экскурсию по родному городу?
Когда они приблизились к статуе Свободы, пошел небольшой снежок Эльза смотрела на статую с замиранием сердца. Не может быть, чтобы нельзя было загадать желание в таком месте! Оно стало символом надежды для всех, кто приезжал сюда, чтобы начать новую жизнь. Она закрыла глаза и пожелала, чтобы у детей появился новый зал.
— Это не такая уж важная просьба, — прошептала она, почему-то стараясь быть корректной и объективной и не замечая, что произносит все это вслух. — Наверное, здесь загадывали желания и посерьезнее, но я ведь обещала им. В новом помещении можно будет больше заниматься музыкой, проводить концерты и спортивные игры. Это не просто прихоть, это важно, а денег на его постройку нет.
Тут она заметила вспышку. Мужчина с добрым лицом снова сфотографировал ее.
— Вы так самозабвенно молились, что я решил запечатлеть этот момент, чтобы вы его получше запомнили, — сказал он.
С ним было легко говорить. Она рассказала ему о зале и школьниках в Лондоне, а позже, когда вся группа зашла в маленькую таверну, чтобы выпить яичный коктейль, Эльза рассказала ему о Тиме, о том, как он оставил ее, и о тех долларах, что завалялись в паспорте.
А он поведал ей о своем друге Стефане, умершем полгода назад. Каждый год в канун Рождества Стефан ездил к статуе Свободы, чтобы поблагодарить ее за то, что приютила его в Америке, где он обрел второй дом. Но на самом деле настоящего дома у него так никогда здесь и не было.
— Я не мог взять его к себе. Отец очень стар, у мамы плохо со здоровьем, и они не пережили бы того факта, что их единственный сын вступил в отношения с мужчиной. Они все еще живут с верой в то, что я женюсь и все их состояние перейдет к потомкам.
Он ни разу не смог отметить Рождество вместе со Стефаном. Вместо этого он много лет молча сидел за праздничным столом, чувствуя себя совершенно несчастным, но пытаясь сохранять видимость веселости. Не хотелось огорчать пожилых родителей, надежд которых он не оправдал. Он пытался не думать о расстроенном Стефане, встречавшем этот день в съемной квартире наедине с бутылкой водки. Тот пил и пытался уверить себя, что он любим, хотя со стороны это и незаметно.
При этом им удавалось провести вместе канун Рождества, съездить к статуе Свободы, стоящей на острове у входа в Нью-Йоркскую бухту. Иногда Стефан брал с собой скрипку и играл на ней как бы в знак признательности за то, что Америка приняла его. Люди вокруг слушали и улыбались, многим это казалось трогательным и сентиментальным.
Новый знакомый со слезами на глазах говорил Эльзе о Стефане и о своем обещании, данном другу, — построить концертный зал в его честь. Тогда он уже не будет одним из многих безымянных эмигрантов. Все узнают о нем как о скрипаче, который любил этот город. Но пока так и не удалось осуществить этот замысел. Родители еще живы, и не стоит тревожить их в последние годы, а может даже месяцы их жизни. Стефан бы это понял.
— Он был концертирующим музыкантом?
— Нет, он преподавал в музыкальной школе, — сказал мужчина с добрым лицом.
И вдруг они оба поняли, что именно может стать памятником Стефану. Зал в его честь будет построен в трех тысячах миль отсюда, в Лондоне. Дети обрадуются, но не удивятся. Ведь просто сбылось то, что загадала мисс Мартин. Имя Стефана будет увековечено в другом великом городе, пока не придет время для признания в Нью-Йорке, ставшем ему новой родиной.
«Лесные поляны»
Перевод И. Крейниной
Пожалуй, одной лишь Элли они и нравились — все эти пожилые люди, которые приезжали в «Лесные поляны», чтобы пожить здесь, а иногда и чтобы умереть. Это был пансионат для престарелых с садом для прогулок, выходившим к живописной реке. На ее берегу росло несколько красивых старых деревьев, но леса как такового поблизости не было. И все равно название было неплохое, получше многих других. Чуть дальше находились подобные заведения: «Райский отдых» и «Санта-Роза делла Марина». Нет, «Лесные поляны» все-таки лучше звучит.
