|
Оценить:
|
В Стране Дремучих Трав
- 1/2
- Следующая
1
Глава 1
НОЧНОЙ ГОСТЬ
…Там долго ясны небеса…
А. Пушкин
У самого синего моря лежал городок. Было лето 1948 года. Вечерело.
Я стоял у окна номера гостиницы «Волна». Сюда, в этот городок, я приехал из Москвы поездом. Завтра отсюда уеду пароходом.
Последние дни и ночи в столице, неугомонные, хлопотливые, полные тревог и опасений за успех премьеры и последующих двух-трех спектаклей, довели маня, режиссера-постановщика, до крайней усталости.
И теперь я направлялся через этот городок на один из приморских курортов.
Московский поезд пришел в Ченск в шесть часов вечера. Я расспросил, где гостиница, и с главной улицы, мимо магазинов с большими светлыми витринами под парусиновыми тентами, я свернул в переулок, сбегавший с горы.
Переулок мостили. Гарь от котлов с асфальтом, дым от костров и пыль стояли в воздухе. Но сладкий запах гелиотропа, тягучий, мягкий запах лаванды, густой запах розмарина неотступно следовали за мной из всех палисадников переулка.
В покое летних сумерек где-то слышался певучий звук поперечной пилы. И стучали и стучали топоры отрывисто и четко, то перебивая, то догоняя друг друга.
В гостинице у самого входа, за дверью, сидела девушка. Я увидел прямой пробор и дважды обвитые вокруг головы косы. Она низко склонилась над книгой.
— Можно ли мне здесь остановиться? Есть ли свободные номера? Завтра я уезжаю из Ченска.
Не отрываясь от книги, девушка произнесла:
— «Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крыльями, вдруг останавливается распластанный на одном месте и бьет оттуда стрелой на раскричавшегося у самой дороги самца перепела, так Тарасов сын Остап налетел на хорунжего…»
Я подумал: «Она читает «Тараса Бульбу» Гоголя», и спросил вторично:
— Есть свободные номера?
Но девушка, словно не слыша вопроса, повторила: «…налетел на хорунжего…» — и протянула руку к стене, на которой висел небольшой плоский шкафчик с открытой стеклянной дверцей. В шкафчике на крючках висели ключи с номерками. Дежурная, не отрывая глаз от книги, сняла с крючка ключ, протянула его мне и сказала:
— Заполните листок по форме — это первое; оставьте восемь рублей — это второе. А третье… да… «налетел на хорунжего»… Если вздумаете прожить больше суток, не забудьте предупредить меня.
Я хотел было что-то сказать, о чем-то спросить. Но безнадежно: дежурная по гостинице точно навсегда ушла в книгу.
Я пошел с ключом по длинному коридору.
В номере, как полагается, были гардероб, стол, покрытый вышитой пестрой скатертью, умывальник, несколько стульев… Чистотой сверкали вымытые доски пола, благоухали цветы в глиняном кувшине, свежие, яркие, точно сорванные перед самым моим приходом.
Я распахнул окно.
Против гостиницы находился домик. На подоконниках — цветы. И чья-то рука спокойно и бережно отодвигала, убирала и снова ставила на место цветы. Видно, поливала.
Окна небольшие, почти квадратные, с белыми занавесками. В створках ставней вырезаны маленькие сердечки. На приступочках крылечка сидят старушки и кивают одна другой. Верно, они перебрасываются очень мирными словами: и про погоду, и про дождь, и как лучше засушить виноград и поострее приготовить баклажанную икру.
Мог ли я предвидеть, мог ли предугадать, что здесь, в этом городе, в 1948 году, в этот тихий летний вечер, всего через несколько минут, я стану участником таких событий, в достоверность которых я потом едва поверю!
Вот как это началось.
Неожиданный шумный, торопливый летний дождик вдруг залепетал, захлопотал, пролился на землю. И так же внезапно иссяк, угомонился.
Облокотившись на подоконник, я стал разглядывать переулок.
Вон там, из-за угла, показались юноша и девушка. Они шли медленно-медленно. Ведь доски тротуаров скользкие — можно и упасть. Но возможно, что они идут так медленно, чтобы подольше побыть друг с другом. Они молчат: верно, собираются сказать друг другу какое-нибудь заветное слово — всё собираются с духом и не соберутся. Вот они останавливаются перед моим окном, и мне слышно, как девушка говорит:
— Спасибо, Павел, вот я и пришла.
При этом она указала на маленькую калитку низенького зеленого забора совсем рядом с гостиницей.
— Надя! Я все собираюсь вам сказать…
Надя смеется.
Они говорят друг другу то «вы», то «ты».
— Еще зимой вот здесь, у калитки, помнишь… помните… тогда была! такая сильная вьюга… Зимой… вы точно так же начали: «Надя, я собираюсь вам сказать…»
— Я тогда не сказал, потому что… — отвечает Павел, — потому что у тебя замерзли руки, а я хотел, чтоб вы скорее отогрелись у печки.
— Теперь печка не помешает нам. Говорите!
— Я многое тебе говорю, когда я один…
— Но я вас тогда не слышу.
— Несколько раз я вам писал длинные-длинные письма.
— Но забывал их отправлять!
— Я не решался. А теперь скажу…
— Надя! Надя! — послышался голос из окна. — Пора ужинать!
— Иду, иду, мама!.. Павел, пришлите мне все ваши письма. Вот будет забавно! Учиться вместе в одном институте, видеть друг друга каждый день — и переписываться!
— Вы смеетесь!..
— Ничуть! Я жду от вас письма: на удивительной бумаге, в высоком, торжественном стиле. Только сегодня! И не приносите сами, а пришлите.
— Я не успею, почта уже закрыта.
— Как скучно получать письма из рук старого почтальона! Лучше уж почтовый голубь. У вас их много на чердаке.
- 1/2
- Следующая
