|
Оценить:
|
Куриный бульон для души: 101 история о животных (с
7
Отъезжая от отделения общества гуманного обращения с животными, знала, что собаку усыпят, если я ее не заберу. Какой беспомощной я себя ощущала! Когда проезжала мимо церкви, мой взгляд зацепил объявление о теме проповеди на эту неделю. Дело было в канун Рождества, и объявление вопрошало: «Есть ли место на этом постоялом дворе?»
В тот момент я поняла, что еще для одного, особенно того, кто нуждается в моей любви, место найдется всегда.
На следующее утро, как только приют открылся, я позвонила туда:
– Я приеду за тем старым побитым псом. Оставьте его для меня, – попросила я.
Мне хотелось добраться туда как можно быстрее. И с того момента, как я взяла его, он безраздельно отдал мне свое сердце.
Мой опыт говорит мне, что на свете ничто не может сравниться с чувством, которое возникает, когда спасаешь собаку. Собаки – от природы существа любящие, но добавьте к этому облегчение и благодарность – и истинная преданность польется из их сердец потоком. Эти приносящие безмерное удовлетворение узы я не променяла бы на всех щенков в мире.
Я назвала пса Тагсом, от слова «тянуть», поскольку он потянул мои сердечные струны, и я делала все, что было в моих силах, чтобы его жизнь стала счастливой. В ответ Тагс показал мне новый смысл слова «обожание». Куда бы я ни шла, он непременно хотел туда вместе со мной. Он не спускал с меня глаз, и стоило мне только бросить взгляд в его сторону, как все его тело начинало вилять от счастья. Несмотря на множество увечий и ухудшавшееся здоровье, его любовь к жизни была поразительной. Не проходило ни одного вечера, чтобы я пришла домой, а Тагс не встречал меня у двери с искрящимися глазами, с возбужденно машущим хвостом.
Мы были вместе чуть больше года. И все это время я постоянно ощущала безмолвный поток любви, идущий от него ко мне, – сильный, постоянный и глубокий. Когда пришло время ветеринару прекратить страдания Тагса, я держала его голову в ладонях, капая слезами на его старую морду, и смотрела, как он постепенно засыпает. Даже в своей печали я была благодарна ему за дар любви.
Если человек никогда не проходил через подобный опыт с домашним любимцем, то никакие слова не смогут его передать. Но если вы когда-нибудь так сильно любили животное и были столь же полно любимы в ответ, больше ничего говорить и не нужно. Некоторые меня поймут: с тех пор как Тагса не стало, мой страх перед смертью ослаб – если смерть означает, что мы наконец встретимся с Тагсом, пусть она приходит когда пожелает.
А пока я продолжаю свою работу: спасаю брошенных животных и нахожу для них дом и семью, где они смогут вкусить любви и поделиться в ответ огромным счастьем.
И часто, глядя в небо и видя нежные перистые облачка, парящие в вышине, я ловлю себя на том, что шлю им сообщение: я люблю тебя, Тагс.
...Другой вид ангелов
Сезон выжеребки – время мечтаний. Мы только-только начали разводить аппалуз на нашем аризонском ранчо, и я грезила о голубых ленточках и нетерпеливых покупателях. В тот первый год сияющие яркие шкурки девяти крохотных аппалуз уже превратили наши пастбища в красочный ландшафт. Их морды пестрели звездочками и молниями, их крупы сверкали узорами и пятнышками, разбросанными по шкуре, точно мыльная пена.
Когда мы ждали рождения десятого жеребенка, я была уверена, что он будет самым красочным. Отцом был белый самец с каштановыми пятнами на половине тела и многоцветным хвостом, касавшимся земли. Мать была покрыта тысячами пятнышек размером в мелкую монетку. У меня уже было имя для их нерожденного отпрыска: Сверхновый.
– С лошадьми часто так бывает: чего хочешь и что получаешь – две большие разницы, – предупреждал меня мой муж Билл.
В ночь, когда кобыла должна была ожеребиться, я отслеживала ее с экрана по закрытой телесети, которую Билл установил в нашей спальне. Я видела, как кобылица лоснится от пота, как ее обведенные белыми «очками» глаза полны тревоги. Всего пара часов отделяла ее от родов, когда меня сморил сон.
Проснулась я как от толчка. Прошло три часа! Взглянув на монитор, я обнаружила, что обессилевшая кобыла лежит на боку. Роды окончились. Но где же малыш?
– Билл! Проснись! – я сильно потрясла мужа. – Кто-то украл малыша!
Дикие собаки, койоты и другие хищники тут же завладели моим воображением. Мгновения спустя мы уже были в тускло освещенном коррале.
– Где твоя крошка, мама? – вскричала я, рухнув на колени и гладя шею кобылы.
И вдруг из теней выглянула мордочка – худая, темная, уродливая. Пока это создание тщилось встать на ножки, до меня дошло, почему я не заметила его на экране: ни единого цветного пятнышка, никакой ослепительной шкурки. Наш жеребенок был бурым, как земля.
– Не могу поверить! – сказала я, когда мы присели на корточки, чтобы лучше рассмотреть его. – На этой девочке ни одного белого волоска!
Мы видели и более нежелательные для породы черты: выпуклый лоб, чудовищный покатый нос, висячие уши, огромные, как у американского зайца, и почти безволосый куцый хвостик.
– Она – атавизм, – проговорил Билл. Я знала, что мы оба думаем об одном и том же: эту девочку никто никогда не купит. Кому нужна аппалуза без ярких красок?
На следующее утро, когда пришел на работу наш старший сын Скотт и увидел наше последнее прибавление, он не стал выбирать слова.
– Что будем делать с этой уродливой тварью? – спросил он.
К этому времени ушки жеребенка уже стояли торчком.
– Она похожа на мула, – добавил Скотт. – Кому такая нужна?
Наши младшие дочери, Беки и Джейни, 15 и 12 лет, тоже задавали вопросы.
