Бабьи подлянки

Оглавление

1/18
Следующая

7-й безотказный способ увести мужа из семьи

«Я фельдшер, работаю в кожно-венерологическом кабинете. Беру анализы, отношу девочкам в лабораторию. Народу у нас всегда полон закуток — не протолкнуться. Некогда бывает не то, что чаю попить — в туалет, извините, сбегать.

Люди сюда идут, прячась от знакомых и потупив глазки, как изгои. Хотя им, может, просто справку по месту работы нужно — всё равно не по себе. Не любят нас, ой, не любят.

И начальство не любит — задвинуло на задворки, в самый угол больничного городка под старые тополя. Не сразу найдёшь — разве что по указателям, прибитым к деревьям. Мы для начальства тоже вроде изгоев.

Отделение располагается в старом бревенчатом, почернелом доме — пятидесятых годов постройки. Зато в новых-то красивых зданиях крыши текут, штукатурка падает и из окон дует. А у нас сухо и тепло, зимой при открытых форточках работаем. Но это я так, об условиях работы: условия, мол, хорошие. Не забудьте надбавку за вредность, льготы, опять же пенсия по выслуге лет…

Кто ко мне приходит? Все! Мало кого миновала чаша сия. Мужчины и женщины, старики и юнцы, бизнесмены и дворники, доктора наук и бомжи, домохозяйки и трудоголики…

Вот в сто семнадцатый раз явилась кудрявая прехорошенькая девушка. Беру анализ и знаю заранее — снова будет положительный. В смысле, найдём какую-нибудь бяку. А ей хоть бы что.

Кто-то на мобильник позвонил — хахаль, небось. Гибко перегнулась, цапнула наманикюренной лапкой телефон — и хихикает в трубку. Ножками в смотровом кресле побалтывает — чуть мне в нос не заехала и очки не сшибла.

— Ножки у тебя загляденье, — говорю. — Вот, девушка, в чём погибель твоя: в ножках! Не доведут тебя до добра, попомни слово. И не болтай, не болтай ими — работать мешаешь.

Хохочет, заливается, запрокидывает кудрявую голову.

Нам вообще-то разговоры запанибрата с пациентами вести не полагается — соблюдаем дистанцию. Ну, да мне простительно — старые дрожжи.

Вот женщина пришла за результатом. Не старая — не молодая, не красивая — ни некрасивая. Никакая. Жизнь начисто стёрла лицо. Просто измученная пожившая женщина. Её в городе многие знают. Занимает пост — не то чтобы высокий, но и не низенький. Тоже наша постоянная клиентка, тоже в 117-й раз пришла.

Я полезла в стеклянный стеллаж, где лежат бумажки с результатами анализов. Её попросила сесть на стульчик и сочувственно говорю: „Сволочи эти мужики“. И наготове стаканчик с водой держу. Потому что тоже заранее знаю результат, и знаю её реакцию — вон уже в полуобморочном состоянии сидит, и готова заплакать.

Муж у неё — известный в городе человек, живёт на широкую ногу, ну и насчёт женского полу очень слаб на передок. Соответственно, постоянно приносит жене сюрпризы. И она ужасно мучается, бедняжка, но ему прощает и дальше с ним живёт. То ли из-за детей, то ли из-за достатка, то ли любит его, кобеля, то ли по привычке. То ли одна боится остаться — здесь у нас северное Иваново.

И — хватит, больше ни слова о больных — у нас врачебная этика, тайна. Истории болезней — ни-ни. Про пациентов нельзя — про себя, грешную, можно. Говорят: сапожник без сапог — это не про меня. Хотите верьте, хотите нет, я этих мерзких „сапог“ за свою жизнь не упомню, сколько пар сносила.

Я — верная, честная, не гулящая. И муж у меня постоянный. Одна на всю жизнь жена — и любовница тоже одна, постоянная. Нам двум он никогда не изменял — упрекнуть не в чём.

…И вот смотрю я из окошка. Как бредёт эта сгорбленная тридцатисемилетняя старушка, загребая ногами осеннюю листву, и вспоминаю себя молодую.

Где, когда мой муж встретил запретную любовь — о том не ведомо. Она говорила: „Бог свёл“, я считала: „Дьявол“. Она с первого дня поставила задачу: увести, во что бы то ни стало, мужа из семьи. А я: во что бы то ни стало, семью и мужа отстоять. Не так много мужиков у нас в северном Иванове, чтобы ими разбрасываться. Вот такая война в мирной жизни: бьёмся за мужей не на жизнь, а на смерть.

Любовница начала с того, что известила о вспыхнувшей преступной страсти полгорода. Чтобы до меня дошли слухи — и я взметнулась, встала на дыбы, закатила истерику — и подала на развод.

А меня свекровь, царствие её небесное — подучила: „Ты молчи, делай вид, что ничего не знаешь. Ходи с гордо поднятой головой, сохраняй лицо. Пока не знаешь — ты в чистоте. А сорвёшься — будут за спиной смеяться и пальцами показывать“. И я ходила с прямой спиной и сохраняла лицо.

Тогда соперница позвонила мне сама — ошалелая от собственной наглости. Чтобы я услышала всё из первых уст, возмутилась, закатила истерику — и подала на развод.

А я (тоже свекровь, мудрейшая женщина, научила) — в ответ в трубку расхохоталась. „Любовница для мужчины, — говорю, — это отхожее место. Сортир. Уборная. Нужду справит, штаны застегнёт, причиндалы подмоет — и домой. К жене, к детям“.

Итак, первый способ — подавить психику жены — у соперницы не сработал. Один-ноль в мою пользу.

Второй метод — само собой, постель. Какая бы жена темпераментная ни была — всякими ночными штучками-дрючками мужа ублажать не будет. Пройденный этап, оба давно остепенились. Солидно, не торопясь исполнят супружеский долг, чмок в щёчку — и на боковую.

Кувыркалась соперница в кровати до изнеможения, до седьмого пота. Удивляла моего мужа ненасытностью и сексуальными фантазиями — бесполезно. Выдохлась.

Третий способ — влезть в душу. Тихо-тихо выгрызть там норку, поселиться, как мышка в хлебе. На рыбалку с ним ездила, про работу участливо расспрашивала, футбол вместе смотрела — хотя, небось, рот зевотой сводило. Опять мимо!