|
Оценить:
|
Горячий декабрь
8
– Это и подкупило меня в доме.
– Меня бы тоже подкупило, – призналась она. – Потрясающе.
– О, Боже, я слышу, как Искра Реддинг говорит «потрясающе»? Никогда не думал, что доживу до этого дня.
– Я не хипстер, – сказала она. – Я художник с высокими стандартами. Разница есть. Хипстеры притворяются, что чем-то не впечатлены. Я же не притворяюсь, если мне что-то не нравится. Но это... это просто супер. Ты молодец. Глаз у тебя наметан лучше, чем я ожидала.
– На красоту у меня наметан глаз, – согласился он. Она взглянула на него и ничего не сказала. Но он был готов поклясться, что увидел улыбку в уголках ее губ, пока та снова не исчезла.
– Я все починю, – пообещала она. – Художник может это исправить, но не каждый сварщик. Это деликатная работа.
– Искра на работе, – заметил он. – Спасибо.
– Снова Искра? Не Вероника? – спросила она.
– Ты хочешь, чтобы я называл тебя Вероникой?
– Нет.
– Тогда я буду называть тебя Искрой. Почему, я не знаю. Я полагаю, ты ослепила кого-то в прошлом, и к тебе прицепилось это имя?
Она покачала головой, явно не одобряя его незнание.
– Бедный Ян. Ты никогда не видел «Танец-искра»?
– «Танец-искра»? Фильм о танцах?
– Да, «Танец-искра» – это танцевальное кино.
– Нет, не видел? А что?
– Главная героиня – девушка, которая работает сварщицей днем, а по ночам танцует эротанцы. Когда я начала заниматься сваркой в колледже, один из друзей прозвал меня «Танцем-искрой». Но я не танцую, поэтому имя сократилось до Искры. С тех пор я Искра.
– Мне взять фильм напрокат? – Они разговаривали. Это был заметный прогресс. Это давало ему надежду.
– Если тебе нравится смотреть, как танцуют сексуальные девушки, то можешь. И на сварку.
– Мне больше нравится сварка, чем танцы. Я чувствую, что что-то упустил, – сказал он, садясь рядом с ней и наблюдая, как она проверяет, что именно нужно починить. – Но этот фильм вышел до того, как я родился, думаю.
– И до того, как я. Но моя мама показала мне все свои любимые фильмы, когда я была ребенком.
– У тебя есть мама?
– А ты думал, нет? – спросила она.
– Ничего личного, я просто решил, что тебя выковали в пламени Мордора.
Она тихо засмеялась. Да... это был смех. Десять очков Эшеру.
– Нет, у меня есть мама. Классная мама. У всех есть мама.
– У меня нет.
– Тебя выковали в пламени Мордора?
– У меня была мама, – объяснил он. – Но она умерла, когда я был маленьким.
Искра посмотрела на него, и он отвернулся.
– Прости. Я не знала. Я – негодяйка.
– Нет, ты не такая. Ты не могла знать. Ее сбил пьяный водитель.
– О, Боже, это ужасно. Я думала, твои родители в разводе. Я не знала, что твою маму убили.
– Они уже жили отдельно, когда произошел инцидент. Папа всегда переживал из-за этого. Они сбежали, когда она забеременела мной, и обе семьи стали враждовать. Ее семья ненавидела его. Его семья ненавидела ее.
– Ромео и Джульетта.
– Вроде тогоа. Если бы Ромео был католиком, а Джульетта еврейкой.
– Ты – еврей?
– Мама была.
– Тогда ты тоже. Иудаизм идет по материнской линии, не по отцовской. Мазл тов, Ян.
Она погладила его по голове. Он бы предпочел поцелуй, но был рад и этому. По крайней мере, она до него дотронулась.
– Ты еврейка? – спросил он.
– Я нет, – ответила она. – Просто знаю это от друга.
– Твоего парня?
– Нет, парня-друга. Чувствуешь разницу? Внезапная тяга к багелю? Вдруг разозлился, что я шучу о том, что евреи любят багель?
– Я чувствую... Я не знаю, что я чувствую, – признался он, пытаясь осмыслить новую информацию. У него не было глубоких шрамов в душе, но все же он был рад знать, что у него есть некая духовная связь с матерью. – Папа никогда мне этого не говорил. Он никогда не рассказывал мне ничего о маме или об этой стороне нашей семьи. Он редко о ней говорит. Не разговаривает с ее семьей. Я даже никогда не встречался с бабушкой и дедушкой. Правда в том, что, думаю, он все еще любил ее и расстался с ней только из-за давления семьи. Ему было двадцать, а ей восемнадцать, когда они сбежали.
– Как ее звали?
Он поднял бровь.
– Ты хочешь знать, как звали мою маму?
– Да, хочу узнать, как ее звали. А почему нет?
Он почувствовал грусть. Он даже не помнил маму. К чему грустить спустя тридцать пять лет после ее смерти?
Ян поднял руку и дотронулся до железных листьев на каминной решетке.
– Рива, – сказал он. – Но когда она уехала в колледж, то стала Айви. Папа сказал, смена имени была ее подростковым протестом. Как и желание выйти за него.
– Подросток – бунтарка. Я думаю, мне нравится твоя мама, – сказала она.
Он почувствовал, как глаза Искры проникают в него, ищут его лицо, изучают. Что она видит?
– Я смогу все исправить, – пообещала она. – Мы сможем. Будет много работы, но мы справимся.
– Ты про каминную решетку?
– Да, каминную решетку. А о чем ты думал?
– Ни о чем, – быстро ответил он. – Я могу тебе заплатить.
Она встала и посмотрела на него.
– Мне не нужны твои деньги, – сказала она. – Я не для тебя стараюсь. Я починю ее, потому что она красивая, и такое произведение искусства заслуживает быть спасенным тем, кто знает, что делает.
– Прости, – извинился он, вставая. – Я не хотел тебя оскорбить. Ты сказала, что работы много. Я просто не хочу пользоваться твоей...
– Чем?
– Дружбой?
– Мы не друзья.
– Тогда кто мы? – поинтересовался он.
– Я не знаю, – ответила она. – Но мы не друзья.
