Горячий декабрь

Оглавление

Искра скептически посмотрела на миссис Шайнберг.

– Ну, я буду рада тебе, – исправилась миссис Шайнберг. – Ханна считает тебя странной. Я сказала, что ты не странная. Ты БМВ. Я не сказала ей, что это значит.

Искра рассмеялась. БМВ часто называли себя сильные леди, живущие на вулкане Худ.

– Можешь подать полироль? Она под раковиной.

Искра нашла полироль, но перед уходом из кухни она остановилась посмотреть на фотографии на холодильнике. На каждой была миссис Шайнберг с семьей – своими двумя сыновьями, семью внуками, старая черно-белая фотография с мужем, доктором Лоуренсом Шайнбергом, который в расцвете своих сил был похож на кинозвезду, юного Хэмфри Богарта с густыми волнистыми волосами. Одна фотография была прошлогодней, вся семья собралась за столом с серебряной менорой миссис Шайнберг в центре стола. Фото сделали, когда миссис Шайнберг зажигала самую последнюю свечу. Все улыбались, и эта улыбка была одинаковой семейной улыбкой. Искра поняла, что сочувствует Яну. Ему не довелось иметь такую фотографию с мамой, бабушкой, дедушкой и кузенами. У него никогда не было возможности проводить праздники, которые были частью его наследия, не было возможности зажечь свечу на меноре.

– Миссис Шайнберг?

– Да, дорогая?

– Существуют ли правила насчет меноры?

– Правила? Что ты имеешь в виду?

Она принесла миссис Шайнберг полироль и тряпку.

– Правила о том, как их сделать? Или как возносить хвалу?

– У нее должно быть девять свечей, девять подсвечников или девять лампад. Обычно восемь стоят в одном ряду, а девятая выше остальных.

– И все?

– Ее нужно сделать хорошо. Это все, что я помню. А почему ты спрашиваешь?

Искра открыла бутылку полироли и стала чистить менору для миссис Шайнберг. У нее был артрит, и Искра знала, как ей больно.

– Я знаю, как сделать мицву для Яна.

Глава 4

Весь день Ян провел, работая в новом доме и пытаясь не думать об Искре. Он содрал старые обои из ванной внизу, отшлифовал гипсокартон и заново покрасил его в тот же самый глубокий лесной зеленый цвет, как и стены в гостиной. Огромная работа для одного человека, и он занимался этим с семи утра до пяти вечера. К ужину он совершенно обессилел, устал и был покрыт краской и пылью. А еще он был голоден, но не мог этого себе позволить, пока не помоется. Мужчина встал под горячую воду и стоял так долго, насколько мог вытерпеть. Он надеялся, что тяжелая работа отвлечет его от мыслей об Искре, но это ни капли не помогло.

Она пробыла у него в голове до заката, и, если сегодняшняя ночь будет такой же, как вчера, то будет в его голове до рассвета. Почему он не мог забыть о ней? Он ей не нравился. Ей нравился только секс с ним. Он хотел большего. Она нет. Она даже не хотела быть ему другом. Может быть, ей хватило ума отказаться от дружбы. Может быть, она видела его насквозь и знала, что он хочет больше, чем она готова дать. Или же она знала, что он отчаянно хочет сблизиться к ней, а она просто не хочет его ранить.

Когда горячая вода стала заканчиваться, он с неохотой выключил душ. Он вытерся, надел джинсы, пробежал рукой по волосам и вышел из ванной.

– Проклятие, как же долго ты принимаешь душ, – произнесла Искра. Ян заглянул в спальню, где в кожаном кресле сидела Искра. Он не видел ее полностью, потому что кресло стояло спиной к ванной. Однако до того, как он пошел в ванную, оно так не стояло, так что, вероятно, она его повернула. Он увидел, что ее ноги в красных пумовских кроссовках закинуты на подлокотник кресла. Конечно же, она носила кроссовки «Пума». Одной половиной Портленда владел «Найк», а другой «Адидас». Даже ее кроссовки были вредительством.

– Искра, какого черта ты делаешь у меня дома?

– Ты меня пригласил.

– Вчера. Я приглашал тебя вчера. И ты приходила вчера. А потом ушла. Это не было приглашением приезжать в любое время, когда тебе захочется.

– Мне уйти?

– Не знаю. Скажи мне, зачем пришла, и я скажу, уйти тебе или нет.

– Ты прилично одет?

– На мне джинсы.

– Облом.

– Ты пыталась застать меня нагишом? – спросил он, бросая полотенце в корзину для белья и подходя к девушке. На ней были узкие джинсы бордового цвета и белая бесшовная футболка, которую она называла майкой, несмотря на то, что он много раз просил ее не использовать это слово. Ее коричневый бомбер висел на столбике кровати.

– Нет, но я бы не жаловалась, если бы застала.

– Знаешь, это жутковато. Ты заявилась ко мне домой, пока я в душе? – Ему было ненавистно чувство, насколько ему понравилось, что она ведет себя, как дома. Особенно потому что технически она совершила взлом.

– А это так?

– Давай поменяемся ролями. Ты в душе…

Она начала снимать футболку.

– Не по-настоящему, – быстро добавил он.

– Хорошо. Продолжай. – Она опустила руки.

– Ты принимаешь душ у себя дома, выходишь оттуда, а я в твоей гостиной. Как бы ты себя чувствовала? – спросил Ян.

– Не знаю, – ответила Искра. – А что вообще ты делаешь в моей гостиной?

– Неважно.

– Важно. Если ты был в моей гостиной, чтобы ограбить, я бы испугалась. Если бы ты был в моей гостиной, чтобы удивить меня капкейками «красный бархат», я была бы счастлива. Если бы ты был в моей гостиной, потому что убегал от ниндзя, то я бы очень удивилась, потому что не уверена, что ниндзя вообще существуют, а если и существуют, то очень сильно сомневаюсь, что ты мог оказаться замешан в чем-то, ради чего ниндзя хотели бы тебя убить. Но я бы не злилась. Я была бы впечатлена, что ты сбежал от них. А потом я бы к ним присоединилась, потому что всегда хотела быть ниндзя, – сказала Искра.