Королева Юга

• Предыдущая
• 129/158
• Следующая

– Какое у тебя было детство, Олег?

Он потер ладонью затылок – удивленно, озадаченно.

– Не знаю, – ответил он. – Как у всех в Советском Союзе. Ни плохое, ни хорошее. Пионеры, школа. Да. Карл Маркс. Комсомол. Проклятый американский империализм. Все это. Слишком много щей, наверное. И картошки. Слишком много картошки.

– А я знала, что такое долго голодать, – сказала Тереса. – У меня была только одна пара туфель, и моя мама давала мне их только, чтобы ходить в школу… Пока я туда ходила. – Кривая усмешка появилась у нее на губах. – Моя мама, – повторила она отрешенно, чувствуя, как старая горечь и обида снова пронзительно жгут душу. – Она часто била меня, когда я была девчонкой, – помолчав, снова заговорила она. – После того как папа бросил ее, она здорово запила и пустилась во все тяжкие… Заставляла меня бегать за пивом для ее приятелей, таскала за волосы, лупила – бывало, что и ногами. Являлась на рассвете с целой компанией мужиков, хохотала, взвизгивала, или они, вдрызг пьяные, среди ночи начинали ломиться к нам в дверь… Я перестала быть девушкой еще до того, как потеряла девственность… до того, как те мальчишки – некоторые моложе меня…

Внезапно она замолчала и долго стояла, глядя на море. Растрепанные ветром пряди волос хлестали ее по лицу, и она чувствовала, как горечь и обида медленно тают у нее в крови. Тереса сделала глубокий вдох, чтобы они растворились без следа.

– Что касается отца, – сказал Языков, – я предполагаю, что это Тео.

Она выдержала его взгляд, не разжимая губ. Бесстрастно.

– Это вторая часть, – снова вздохнул русский. – Проблемы.

Он повернулся и пошел, не оглянувшись удостовериться, что Тереса следует за ним. Она постояла немного, глядя, как он удаляется, потом нагнала его.

– В армии я научился одной вещи, Теса, – задумчиво заговорил русский. – Вражеская территория. Опасно оставлять за спиной очаги сопротивления. Враждебные образования. Укрепление местности требует уничтожения конфликтных точек. Да. Это дословно. Фраза из устава. Ее повторял мой друг, сержант Скобельцын. Да. Каждый день. Пока ему не перерезали горло в Панчшерском ущелье.

Он снова остановился, повернулся к Тересе. Я сделал то, что мог, говорили его светлые глаза. Дальше твое дело.

– Я постепенно остаюсь одна, Олег.

Она тихо стояла перед ним, и прибой с каждым откатом вымывал песок у нее из-под ног. Языков улыбнулся дружелюбно, чуть отстраненно. Печально.

– Как странно, что ты это говоришь. А я думал, ты всегда была одна.

Глава 15.
Есть у меня на родине друзья, которые меня как будто любят

Судья Мартинес Прадо оказался несимпатичным типом. Я разговаривал с ним в последние дни моей изыскательской работы: двадцать две минуты малоприятной беседы в его кабинете в здании Национального суда. Он согласился принять меня с большой неохотой и лишь после того, как я переслал ему объемистый отчет о состоянии моего расследования. Разумеется, там фигурировало и его имя. Плюс огромное количество другой информации. Я предложил ему то же, что и другим: посотрудничать со мной удобным для себя образом или остаться, так сказать, за пределами. Он решил посотрудничать, но придерживаться собственной версии фактов. Приезжайте, и поговорим, сказал он в конце концов, когда мне удалось добраться до него по телефону. Я приехал в Национальный суд; Прадо сухо подал мне руку, и мы уселись за его рабочий стол (он со своей стороны, я со своей), под знаменем и портретом короля на стене. Судья был небольшого роста, коренастый, с седой бородой, которая не совсем прикрывала шрам, пересекавший левую щеку. Совершенно не похож на тех блестящих судей, что появляются на телеэкранах и фотоснимках в газетах. Серый и ухватистый, говорили о нем. Невоспитанный. Шрам был последствием давнего эпизода: колумбийские киллеры, нанятые галисийскими наркомафиози. Может, именно этот шрам так испортил его характер.

Разговор начался с последних событий вокруг Тересы Мендоса: что привело ее к нынешней ситуации и какой оборот примет ее жизнь в ближайшие недели, если только ей удастся сохранить эту жизнь.

– Мне об этом ничего не известно, – сказал Мартинес Прадо. – Я не имею дела с будущим людей – разве что когда удается обеспечить им тридцатилетний срок. Мое дело – прошлое. Факты и прошлое. Преступления. А преступлений за душой у Тересы Мендоса хоть отбавляй.

– В таком случае, полагаю, вы разочарованы, – заметил я. – Столько лет труда – и все впустую.

Это была моя месть за его нелюбезный прием. Он взглянул на меня поверх очков, сидевших на кончике носа. Что-то не похож он на счастливого человека, подумал я. Во всяком случае, на счастливого судью.

– Она была у меня в руках, – сказал он.

Сказал и замолчал, словно прикидывая, насколько правомерны эти слова. У серых и ухватистых судей тоже есть какие-то чувства, подумал я. Свое тщеславие. Свои разочарования. Она была у тебя в руках, но теперь ее там нет. Она просочилась у тебя сквозь пальцы и теперь у себя на родине, в Синалоа.

– Сколько времени вы следили за ней?

– Четыре года. Долгая работа. Нелегко было собрать факты и доказательства ее причастности. У нее была великолепная инфраструктура. Очень умно выстроенная. Повсюду механизмы безопасности, тупики. Ломаешь одно звено – на том дело и кончается. Совершенно невозможно отследить ходы наверх.

– Однако вам ведь удалось это сделать.

– Да, – согласился Мартинес Прадо, – но лишь частично. Потому что не хватило времени и свободы действий. Эти люди имели связи в определенных кругах, в том числе среди политиков. – В том числе в его собственном, судьи Мартинеса Прадо, окружении. Это позволило Тересе Мендоса заранее узнать о нескольких готовящихся ударах и предотвратить их. Или свести к минимуму их последствия. – В данном случае, – прибавил судья, – все шло хорошо. И у меня, и у моих помощников. Еще чуть-чуть – и вся эта долгая терпеливая работа увенчалась бы успехом. Четыре года мы плели паутину, – сказал он. – Четыре года. И внезапно все кончилось.

• Предыдущая
• 129/158
• Следующая