Рыцарь

Оглавление

– Ладно, не ваш приятель, – согласился Альфаро. – Пусть будет наша ходячая Истина. Так вот, он должен воспринимать сей мир весьма своеобразно. И я не знаю, Андрэ, что он имел в виду под словом «Бог». Он мог говорить о чём угодно. Он мог говорить об Истине, в так сказать, не воплощённом, а «разрежённом» состоянии – то есть в некотором смысле говорить о самом себе. Одно я могу точно: его «Бог» или его Истина не имеют никакого отношения к существующему миру. Реальность и Истина взаимоисключают друг друга.

– Абсурд.

– Вы уверены? Выгляните в окно, Андрэ! – с хитрой улыбочкой предложил граф. – Выгляните в окно и скажите мне, какого цвета трава?

Под пристальным взглядом клыкастой твари я подошёл к окну. Трава меня не интересовала: я изучал внутренний двор замка, расположение построек, количество людей...

– Я и без того знал, что она зелёная, – сказал я, возвращаясь на место.

Граф вперился в меня взглядом. Именно вперился. Он сидел в такой же позе, но напряжение – я ощущал его почти физически – повисло вдруг между нами, как изгибающаяся вольтова дуга. В глазах графа снова зажглись огоньки. Смотреть в глаза ему стало неприятно. Сидеть на кресле – неудобно.

Но я глаз не отвёл. Прошло с полминуты. Альфаро молчал, продолжая сверлить меня взглядом. Я подумал – может, он в транс впал? Возникло искушение помахать рукой у него перед глазами.

– Не могу, – неожиданно сказал хозяин замка. В его голосе – впервые за время нашего разговора – прозвучало искреннее удивление. – Не могу проникнуть в вас. Странно.

– Может быть, всё дело в том, что у меня мозги иначе работают? Я ведь из будущего, Альфаро, не забыли?

– Может быть, дело и в этом... Вы уверены, дон Андрэ, что у вас нет могущественного покровителя? Может быть, в вашем времени? А?.. Ну же, будьте со мной откровенны.

Я пожал плечами. Покровителя у меня не было. Может, соврать? Нет смысла.

– Не понимаю.

– Если человек кому-либо служит, – пояснил граф, – и если его синьор обладает достаточной личной силой, то сила покровителя охраняет и слугу. Например, никого из обитателей этого замка вы бы не смогли подчинить своей воле и заставить действовать против меня. Они принадлежат мне – все без исключения. И физически, и духовно.

– Кстати, – я повертел в руках серебряный кубок, – скажите уж, что вы пытались мне внушить.

Губы хозяина замка искривились.

– Мне хотелось, чтобы вы перестали видеть траву зелёной. Хотелось, чтобы вы увидели её красной.

– Ну это можно сделать проще. Например, дать мне цветное стекло.

– Хорошая мысль, – согласился граф.

– Но трава тем не менее останется зелёной, – заметил я.

– Значит, по-вашему, высказывание: «Трава – зелёная» – это истина?

– Само собой.

– А ночью, – проникновенно глядя мне в глаза, спросил дон Альфаро, – скажите, Андрэ, какого она цвета ночью?

Я вспомнил, что нам говорили в школе на уроке физики, в шестом или седьмом классе. Трава, вещал нам физик, на самом деле, не зелёная. Она кажется нам зелёной, потому что солнечный свет отражается от неё именно так, а не иначе, а наши глаза устроены таким образом, что воспринимают отражаемый свет как «зелёный». На самом же деле ничто в этом мире – ничто – не имеет собственного цвета. «Кажется» – вот подходящее слово. Но я промолчал.

Альфаро, решивший, что мне нечего ответить на его последний аргумент, продолжал:

– Я всего лишь хотел показать вам на этом простом примере, что Истина не имеет ровным счётом никакого отношения к нашему реальному миру. Впрочем, я вижу, что уже утомил вас своими философствованиями. Значит, наша беседа и наш ужин подошли к концу. Мигель!

Он дважды хлопнул в ладоши. То есть... один раз.

Второй раз хлопнуть он не успел. Я перевернул стол, погребя дражайшего графа под винами и тарелками.

На секунду или две Альфаро оказался беспомощен. Полагаю, в эти мгновения я мог бы достать его ножом, но не успел. Проклятый пёс прыгнул на меня и сшиб с ног. Мне удалось ухватить зверюгу за челюсть, но даже железных мускулов Андрэ де Монгеля было недостаточно, чтобы долго сдерживать Раура. Жаркое, смрадное дыхание пса обдавало мне кожу, а оскаленная, брызжущая пеной пасть постепенно приближалась к моему лицу... И тут я всадил ему в горло серебряный нож. Из горла пса вырвалось что-то напоминающее хрипение... Это было последнее, что я помню, потому что в следующий миг башмак кого-то из двуногих псов графа Альфаро ударил меня в висок и наступила тьма.

...Когда я очнулся – судя по всему, я побыл в забытьи недолго, меня окружали солдаты, а сам граф Альфаро следил, как слуга очищает его кафтан от соуса и жира.

Рядом с ним в луже крови лежал пёс. Раур был ещё жив. Тщетно он пытался подползти или хотя бы поймать взгляд того, кому так преданно служил при жизни и за кого отдал саму жизнь. Графа он уже не интересовал. Графа Альфаро гораздо больше беспокоила сохранность собственного кафтана.

Увидев, что я очнулся, знаете, что сказал этот деятель? Он посмотрел на собаку, издыхающую у его ног, а потом, повернувшись ко мне, сообщил:

– Ваша удача оказалась больше, чем удача Раура. Но моя-то всё равно больше вашей, любезный дон Андрэ... А теперь прощайте! Мигель, познакомь нашего гостя с его новыми апартаментами.

Солдаты во главе с Мигелем и Ортоньо подняли меня на ноги и поволокли вон из комнаты.

Глава шестая

...Далеко-далеко на северо-востоке от замка Кориньи, в центре небольшого городка, стоит другой замок. В том замке есть башня, а в башне – узкое окошко. У окна стоит светловолосая девушка и смотрит в никуда. В другом конце комнаты, на скамье, сидит её камеристка.