Девять карет ожидают тебя

Оглавление

— Конечно, нет, — сказала я с чувством, и миссис Седдон засияла, сложила руки под грудью, явно готовая говорить все время, пока я буду слушать. Было похоже, что она занялась давно забытым любимым времяпрепровождением. Меня привел в восторг вид приятного английского лица после унылых таинственных физиономий Альбертины и Бернарда, а моей собеседнице явно доставляло удовольствие мое общество. И гувернантка, конечно, приличная компания, это нельзя назвать «сплетничать с прислугой». Я решила, что миссис Седдон тоже для меня достаточно прилична, во всяком случае я собиралась сплетничать до упора. Я поощрила ее.

— А когда мисс Дебби умерла, вы не вернулись в Англию. Почему?

Похоже, она сама этого точно не знала. Отец мисс Деббн к тому времени умер, дом в Англии был продан, а в Валми и у нее, и у мужа была отличная работа, и «хозяин» не хотел, чтобы они увольнялись… Еще я поняла, что симпатия мисс Дебби поставила их в положение, которого они бы в другом доме не достигли. Теперь они, конечно, были на вид компетентными и уверенными в себе, но через голос и манеры миссис Седдон все равно прорывалась маленькая Мери, дочка второго садовника.

Я выслушала длинное описание мисс Дебби, ее дома, отца, пони, одежды, украшений, свадьбы, свадебных подарков и гостей. Когда я узнала о том, как бы ее мама хотела бы быть на свадьбе, если бы была жива, и на подходе возник рассказ об одежде, украшениях и свадьбе мамы, я решила немножко подправить течение разговора.

— А у мисс Дебби был сын, да? Конечно, Вы хотели остаться, чтобы за ним присматривать?

— Мистер Рауль? — Она немного поджала губы. — Для него они завели французских нянек. Такой был тихий мальчик, на Филиппа маленько похож, тихохонький, и никакого беспокойства. Кто бы мог подумать… — Тут она остановилась, повздыхала и закачала головой. — Ну мисс, он наполовину иностранец, что ни говорите.

Вся провинциальная Англия выразилась в этой фразе. Я с нетерпением ждала продолжения, но она с удивительной вредностью сказала:

— Но вообще-то я никогда не была сплетницей. Извини, мне пора работать, а тебе — распаковывать вещи. Ну, мисс, если только что будет нужно, только попросите у меня или Седдона, и мы все сделаем.

— Спасибо большое. Я очень рада, что вы здесь оказались, — добавила я наивно, доставила старушке удовольствие.

— Очень мило с твоей стороны. Но ты скоро освоишься, во всем разберешься. Я когда сюда приехала, слова по-французски не могла сказать, а теперь говорю не медленнее их.

— Да, я слышала. У вас здорово получается. — Я встала и опять закрыла замки чемодана. — Тридцать лет — это очень долго, к тому же далеко от дома. А не захотелось вернуться, когда месье де Валми женился опять?

— Мы говорили об этом с Седдоном, но у него легкий характер, нам понравилась новая мадам, и она, вроде, нами довольна, мы и остались. А потом у меня в детстве была ужасная астма, никакие лекарства не помогали. А тут все прекрасно прошло. Иногда бывает, но почти сразу проходит. Это воздух. Он тут очень здоровый и сухой.

— Здесь очень красиво.

— А потом, — сказала миссис Седдон, — когда с хозяином произошло несчастье, он и слышать не хотел, чтобы мы уехали. Он не выносит перемен, понимаешь?

— Поняла по его словам в холле. Он… Ему очень больно?

— Больно? Нет. Но бывают дни. И нельзя его обвинять, при таких-то делах.

— Конечно нет. Естественно иногда впадать в депрессию.

— В депрессию? — Она посмотрела на меня, как на иностранку. — Хозяин?

Я все пыталась как-то увязать впечатление легкости и уверенности в себе Леона де Валми с нарисованным им самим образом невротика.

— Да. Ему себя иногда жалко?

Она издала звук, подозрительно похожий на храп.

— Жалко себя! Да ни за что! Последнее время характер у него стал пожестче, но все что было сохранилось, и не сомневайся. Он никогда не сдастся из-за такой ерунды, как обезножеть навсегда.

— По-моему, понимаю. Во всяком случае, про это не думаешь, когда с ним говоришь. (Я не стала добавлять: «Если он сам про это не напоминает», — но мысль эта во мне засела.)

— Это точно, — Она опять кивнула. — Он сам про это почти забыл. С этим его электрическим стулом, лифтом, телефонами на каждом углу, и еще Бернард служит ему ногами, да он может делать все, что хочет. Но иногда, вот так просто, что-то опять ему все это оживляет и тогда…

Я спросила, вспоминая о сцене в холле:

— А что?

— Бог его знает. Плохая ночь, или что-то пошло не так там, куда ему самому не добраться, или что-нибудь нужно делать, а денег нет, или мистер Рауль…

И опять она резко замолчала. Я ждала. Она безо всякой необходимости поправила чехол на стуле, а потом сказала неопределенно:

— Мистер Рауль управляет для него другим поместьем Бельйвин на юге Франции, а там всегда неприятности с деньгами, это хозяина огорчает… и вообще, он здесь редко бывает, да и правильно, потому что он чаще других напоминает хозяину, что он — инвалид, и очень даже сильно.

— Напоминает? Ну, это зверство.

Она была шокирована.

— Да не нарочно, ты пойми. Я не это сказала! Это только, что… Мистер Рауль такой, каким хозяин был двадцать лет назад.

— Поняла. Он делает все то же самое. В поло играет, Да?

Домоправительница удивленно на меня взглянула.

— Они тебе про это рассказали?

— Нет. Мне это сказала его знакомая. В самолете.

— А, понятно. Да вроде того. Он мог делать все, хозяин-то. — Она улыбнулась мечтательно и немного печально. — Мисс Дебби всегда говорила, что однажды он сломает шею. Весь спорт был его, любой — машины, лошади, яхты… Даже драка на мечах. За одно это у него целая полка кубков.