В дебрях Севера

Оглавление

Он быстро повернул к лесу. По его расчетам, с той минуты, когда он поджег хижину, прошло около трех часов. Через полчаса (теперь он продвигался медленнее, стараясь шагать не столь размашисто) он добрался до опушки. Удача и здесь его не покинула, о чем он немедленно сообщил Питеру: они оказались в густом ельнике. Мак-Кей снял лыжи, которые здесь только мешали, и углубился в чащу. Там было гораздо теплее, а ветер не проникал туда вовсе.

Веселый Роджер развязал заплечный мешок и вытащил из него сухой смолистый сук, который захватил из хижины. От первой же спички сук запылал, как факел, и осветил их убежище на десяток шагов. Мак-Кей набрал валежника и срубил елку — брошенная в костер, она будет тлеть до утра. Когда факел догорел, костер уже был разведен. Веселый Роджер разгреб снег и, завернувшись в одеяло, залез вместе с Питером в глубину большой кучи лапника, которую он навалил на толстый ковер опавшей хвои.

Елка всю ночь потихоньку горела. В тундре еще долго завывал ветер. Но потом он утих, и мир охватило великое безмолвие. Ни одно живое существо не осмелилось выбраться из своего убежища в первые часы после прекращения бурана. Небо постепенно прояснялось. Между тучами кое-где замелькали звезды. Но Веселый Роджер и Питер, спавшие мертвым сном, ничего не знали об этих переменах.

16

Прошло много часов, и наконец Питер разбудил Роджера — сначала он обнюхал еще тлеющие угли костра, а потом встревожился и потыкался носом в лицо хозяина. Мак-Кей сел, сбросив с себя лапник, и увидел, что верхушки елей освещены солнцем. Он протер глаза и посмотрел еще раз. Потом достал часы — было десять часов утра. Он взглянул в сторону тундры и увидел, что она ослепительно сверкает в солнечных лучах. Веселый Роджер уже давно не видел настоящего солнца, и они с Питером побежали к краю тундры, до которого было шагов сто. Веселому Роджеру захотелось кричать во весь голос. Белая равнина перед ним до самого горизонта сияла нестерпимым блеском, а небо над ней было таким же чистым и синим, как над Гребнем Крэгга.

Мак-Кей вернулся к костру, распевая. И Питер вдруг вспомнил то далекое время, когда его хозяин часто так распевал. Это было в хижине индейца Тома, где за ручьем виднелся Гребень Крэгга, — до того, как Теренс Кассиди вынудил их искать другое убежище, в те счастливые дни, когда к ним приходила Нейда и они отправлялись на свидания с ней у Гребня, когда серая мышка-мать счастливо жила со своими мышатами в коробке на их полке. Питер совсем забыл то время, но теперь вдруг все вспомнил. Его хозяин опять стал прежним Веселым Роджером.

В это тихое ясное утро песня Мак-Кея разносилась на милю вокруг. Но он больше ничего не боялся. Как вьюга словно обновила мир, так солнце рассеяло уныние в его душе. Оно обещало счастье. Удача была на его стороне. Жизнь была на его стороне. Природа, которую он так любил, снова раскрывала ему свои объятья, и он пел, словно от Нейды его отделяла всего лишь миля, а не тысяча миль.

Когда после завтрака они снова тронулись в путь, Веселый Роджер расхохотался при мысли о том, как Брео ищет его след, уничтоженный ветром, снегом и огнем. Это было не по силам никакому человеку, даже Хорьку.

Весь первый день их пути на юг солнце сияло в небе с восхода до заката. Ни единое облачко ни разу не омрачило его блеска. И настолько потеплело, что Веселый Роджер отбросил меховой капюшон и поднял уши своей шапки. А ночью в небе загорелись мириады звезд.

После этих первых суток надежды Веселого Роджера и его собаки переросли в неколебимую уверенность. Питер знал, что они идут на юг, куда ему всегда хотелось вернуться, и каждый вечер у костра Мак-Кей отмечал карандашом на листке бумаги, сколько они прошли за день и сколько еще им остается пройти. Он уже ни в чем не сомневался. Он и не думал о том, что у Гребня Крэгга что-нибудь могло перемениться: Джед Хокинс был убит, а Нейда осталась у старичка миссионера, которому он ее поручил. И он беззаботно предвкушал радость их встречи. Единственной угрозой был Брео и другие ищейки закона. Но если он их перехитрит, то увидится с Нейдой.

Они неуклонно шли на юго-запад, пока не добрались до Телона, а оттуда в метель и лютые морозы направились через дикие леса, не нанесенные ни на одну карту, к замерзшим речкам озера Дубонт. За первые три недели они только один раз приблизились к человеческому жилью — Веселый Роджер свернул к небольшому индейскому стойбищу купить мяса карибу и мокасины для Питера. Потом на пути к озеру Годе они дважды останавливались в хижинах трапперов.

В начале марта они добрались до бассейна Потерянного озера; теперь до Гребня Крэгга оставалось триста миль.

И вот там Питер учуял под мягким снежком мерзлые куски оленьего мяса — отравленную приманку для волков, которую разбросал Буало, траппер-француз. Веселый Роджер уже разложил костер и начал разогревать олений жир, собираясь испечь лепешку, когда к нему подполз Питер, волоча задние ноги, уже парализованные действием стрихнина. В одно мгновение Мак-Кей влил весь теплый растопленный жир в горло Питеру и, поспешно разогрев новую порцию, закатил ему и вторую дозу, так что в конце концов Питер срыгнул отравленное мясо.

Полчаса спустя Буало, который мирно обедал у себя в хижине, удивленно вскочил на ноги: дверь без стука распахнулась, и порог перешагнул незнакомец с бледным, перекошенным лицом, держа на руках безжизненное тело собаки.

И долго после этого тень смерти витала над охотничьей хижиной француза. Для Буало, хотя он горячо сочувствовал собрату-трапперу и жалел, что из-за его приманки случилась такая беда, Питер тем не менее был «всего-навсего собакой». Но когда он увидел, как дрожат широкие плечи незнакомца, склонившегося над парализованным псом, и услышал, какого горя исполнены бессвязные слова, срывающиеся с побелевших губ, он почувствовал даже некоторый страх. Питер лежал как мертвый, и Веселый Роджер вдруг обхватил руками его неподвижное тело и, прижав лицо к жестким кудряшкам на шее, начал просить его открыть глаза, не умирать. Буало перекрестился, ощупал Питера и принялся растолковывать Мак-Кею, что собака жива, что ее сердце бьется ровно и сильно, а паралич, вызванный ядом, как будто начинает проходить. Мак-Кей посмотрел на француза, как на чудотворца. Он выпустил Питера из объятий, отодвинулся и, стоя на коленях возле нар, молча наблюдал, как Буало, заняв его место, вливает Питеру в горло теплое консервированное молоко. Вскоре глаза Питера открылись, и он глубоко вздохнул.