Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 3

Оглавление

– Я сам по себе, – вскрикнул Портос, и как раз в этот момент поднялась портьера, давая проход еще одному свидетелю этой сцепы.

Мольер наблюдал. Д'Артаньян смеялся. Портос мысленно сыпал проклятиями.

– Дорогой Персерен, – поклонился Д'Артаньян, – вы сошьете костюм господину барону; это я прошу вас об этом.

– Ради вас – ну что ж, не возражаю, господин капитан.

– Но это еще не все; вы безотлагательно приметесь за этот костюм.

– Раньше чем через неделю – немыслимо.

– Но это все равно, как если бы вы решительно отказали: этот костюм необходим для празднества в Во.

– Повторяю, что это немыслимо, – настаивал на своем упрямый старик.

– Нет, нет, дорогой господин Персерен, погодите отказываться, в особенности если об этом прошу вас и я, – произнес у двери ласковый голос, заставивший д'Артаньяна насторожиться. Это был Арамис.

– Господин д'Эрбле! – воскликнул портной.

– Арамис! – пробормотал д'Артаньян.

– А, наш епископ! – приветствовал его Портос.

– Здравствуйте, д'Артаньян! Здравствуйте, милый Портос! Здравствуйте, дорогие друзья! – сказал Арамис. – Так вот, любезнейший господин Персерен, сшейте костюм господину барону, и я ручаюсь, что, сшив его, вы доставите удовольствие господину фуке.

Произнеся эти слова, он сделал знак Персерену, гласивший: «Берите заказ и прощайтесь с ними». Арамис, по-видимому, пользовался у Персерена даже большим влиянием, чем д'Артаньян; во всяком случае, портной поклонился, показывая тем самым, что он соглашается, и, повернувшись к Портосу, сухо заметил:

– Отправляйтесь к моим подмастерьям, они снимут с вас мерку.

Портос покраснел так, что на него было страшно смотреть.

Д'Артаньян понял, что вот-вот разразится гроза, и, обращаясь к Мольеру, вполголоса произнес:

– Дорогой господин Мольер, вы видите пред собой человека, который считает, что он подвергнет поношению свою честь, если позволит снять мерку со своих костей и своей плоти, дарованных ему господом богом; присмотритесь к этой весьма примечательной личности и используйте, мой высокочтимый Аристофан, свои наблюдения.

Мольер не нуждался в этом совете, он и так не спускал глаз с барона Портоса.

– Сударь, – сказал он, обращаясь к последнему, – если вы соблаговолите пройти вместе со мной, я устрою так, что закройщик, снимая с вас мерку, ни разу не прикоснется к вам.

– Но как же он это проделает, друг мой?

– Я утверждаю, что, снимая с вас мерку, вам не будут докучать локтями, футами или дюймами. Это новый способ, придуманный нами для знатных господ, которые настолько чувствительны, что не могут позволить какой-нибудь деревенщине касаться и ощупывать их. Мы сталкивались с людьми, которые не в состоянии вынести, чтобы с них была снята мерка, – ведь и в самом деле подобная церемония оскорбляет, по-моему, естественное достоинство человека, – так вот, если и вы, сударь, случайно принадлежите к разряду таких людей…

– Черт возьми, полагаю, что да.

– Отлично, господин барон; в таком случае все устроится как нельзя лучше, и вы будете первым, кто испытает на себе придуманный нами способ.

– Но как же все-таки снимут эту чертову мерку?

– Сударь, – ответил, отвешивая поклон, Мольер, – если вы соблаговолите пройти вместе со мной, вы убедитесь в этом собственными глазами.

Арамис наблюдал эту сцену с неослабным вниманием. Быть может, он думал, основываясь на интересе, проявляемом к ней д'Артаньяном, что и он уйдет из кабинета портного вместе с Портосом, чтобы не упустить развязки столь забавно начатой сцены. Но, несмотря на всю свою проницательность, Арамис все же ошибся. Ушли только Портос и Мольер. Д'Артаньян остался у Персерена. Почему же он там остался? Из любопытства, и только; может быть, и ради того, чтобы провести несколько лишних мгновений в обществе Арамиса, своего доброго старого друга. После того как Портос и Мольер удалились, д'Артаньян подошел к епископу, что, по-видимому, не входило в планы последнего.

– И вам нужно новое платье, не так ли, дорогой друг?

Арамис усмехнулся.

– Нет.

– Но ведь вы поедете в Во?

– Поеду, но без нового платья. Вы забываете, дорогой д'Артаньян, что ваннский епископ не настолько богат, чтобы шить себе новое платье к каждому празднеству, – Ба, – сказал, смеясь, мушкетер, – а поэмы, разве мы их больше не пишем?

– О д'Артаньян, – проговорил Арамис, – подобную чепуху я давно уже выбросил из головы.

– Так, так, – произнес д'Артаньян, отнюдь не уверенный в том, что Арамис говорит правду.

Что касается Персерена, то он снова погрузился в рассматривание своей парчи.

– Не думаете ли вы, дорогой д'Артаньян, – улыбнулся Арамис, – что мы стесняем своим присутствием этого славного человека?

«Так вот оно что, – проворчал про себя мушкетер, – это значит ни больше ни меньше, что я стесняю тебя».

Затем он произнес уже вслух:

– Ну что ж, пойдемте; и, если вы так же свободны, как я, любезный мой Арамис…

– Нет, не совсем, я хотел…

– Ах, вам нужно переговорить наедине с Персереном? Почему же вы сразу не предупредили меня об этом?

– Наедине, – повторил Арамис. – Да, да, разумеется, наедине, но только вы, д'Артаньян, не в счет. Никогда, прошу вас поверить, не будет у меня тайн, которых я не мог бы открыть такому другу, как вы.

– О нет, нет, я удаляюсь, – настаивал д'Артаньян, хотя в голосе его и слышалось любопытство; замешательство Арамиса, как бы тонко он его ни маскировал, не укрылось от д'Артаньяна, а он знал, что в непроницаемой душе этого человека решительно все, даже то, что имеет видимость сущего пустяка, подчинено заранее намеченной цели; пусть эта цель была д'Артаньяну неведома и непонятна, но, изучив характер своего давнего друга, он понимал, что она, во всяком случае, должна быть немаловажною.