Поместье-зверинец

Оглавление

Естественно, Чарлз уже успел освоиться в новой клетке и считал ее своей личной территорией. Как он отнесется к появлению в его холостяцкой квартире еще одной скальной обезьяны, пусть даже самки? Мы поставили транспортную клетку, в которой прибыла Сью, рядом с его обителью и устроили смотрины. Увидев Чарлза, Сью страшно разволновалась. Она принялась громко и возбужденно болтать, он же при виде соседки изобразил на своей веснушчатой роже такое отвращение и такое презрение, что мы пали духом. Однако выбора у нас не было, и Сью пустили в клетку к Чарлзу. С радостью выскочив из своего ящика, она принялась исследовать новую обитель. До сих пор Чарлз сидел на дереве, словно происходящее его не касалось, но тут он решил, что пора показать, кто здесь хозяин. Сью даже не успела опомниться, как он соскочил вниз, бросился на нее, укусил в плечо, дернул за волосы и выдал такую оплеуху, что она полетела кувырком в угол клетки. А через секунду Чарлз уже опять сидел на ветке и, тихо ворча себе под нос, удовлетворенно озирался по сторонам. Мы поспешили поставить в клетку два блюда с фруктами. Чарлз спустился и с видом гурмана стал перебирать угощение. Сью следила за ним голодным взглядом, но, когда по щекам Чарлза потек виноградный сок, не выдержала, робко пододвинулась, взяла виноградинку и, опасаясь нового нападения, торопливо сунула ее в рот. Однако Чарлз только строго посмотрел на нее из-под насупленных бровей. Осмелев, она подалась вперед и схватила целую горсть ягод. Через несколько минут оба преспокойно ели из одного блюда. Мы с облегчением вздохнули. Час спустя, проходя мимо, я увидел, что Чарлз, зажмурив глаза, с блаженной физиономией лежит на спине, а Сью сосредоточенно ищет у него в шерсти. Видимо, он в первую минуту осадил ее лишь затем, чтобы она хорошенько усвоила, что это его клетка и пусть признает его власть, если собирается тут жить.

Иногда пару для своего питомца приобретаешь самым неожиданным путем. Так было с Флауэ, очень миловидной самкой североамериканского скунса. Флауэ прибыла к нам тоненькой, грациозной и совсем ручной. К сожалению, на свете для нее было всего лишь два стоящих занятия: есть и спать. В конце концов она так располнела, что буквально стала круглой. Попробовали посадить ее на диету – не помогло. Мы встревожились. Ведь чрезмерная тучность так же легко может погубить животное, как голодание. Ясно, что Флауэ необходим моцион, и не менее ясно, что сама она никогда не раскачается. Мы решили приобрести ей супруга. Но, как нарочно, в это время ни один торговец не мог предложить нам скунса, и Флауэ продолжала предаваться лени.

Однажды нам с Джеки понадобилось съездить по делам в Лондон. У нас было немного времени в запасе, и мы решили идти по улице пешком. Обогнули один угол, и вдруг нам навстречу маленький человек в зеленой ливрее с латунными пуговицами и с шимпанзенком на руках. Ливрея – и обезьяна! От такого странного сочетания мы в первый миг просто опешили, но, когда человечек подошел ближе, я опомнился и остановил его.

– Скажите, ради бога, зачем вам этот шимпанзе? – спросил я, хотя, честное слово, не смог бы объяснить, с каких это пор человеку возбраняется ходить по городу с обезьяной на руках.

– Я служу у виконта Черчилля, – объяснил он, – мой хозяин держит всяких необычных комнатных животных. У нас даже скунс есть. Правда, от него придется избавиться, наш шимпанзе его невзлюбил.

– Скунс? – живо переспросил я. – Вы уверены, что это скунс?

– Ну да, – ответил человечек, – это точно.

– Тогда вы встретили именно того, кто вам нужен, – сказал я. – Будьте добры, передайте виконту Черчиллю мою визитную карточку и скажите, что я с удовольствием возьму скунса, если он согласен с ним расстаться.

– Будет сделано, – обещал носитель ливреи. – Думаю, он рад будет уступить вам скунса.

Мы вернулись на Джерси, надеясь, что нашли если не супруга, то хотя бы товарища для Флауэ. Уже через несколько дней я получил от виконта Черчилля любезное письмо. В письме говорилось, что виконт охотно уступит нам своего скунса и отправит его, как только будет готова транспортная клетка. А затем пришла телеграмма, простая и деловая, но, наверное, немало озадачившая почтовых служащих. Вот ее текст:

...

Джеральду Даррелу
Зоологический сад
Огр, Джерси
Гладстон вылетает самолетом БЕ 112 в 19 часов сегодня
четверг готовьте клетку.

Когда прибыл ящик, мы извлекли из него симпатичного молодого самца. Всех охватило волнение. Мы пустили скунса в клетку к Флауэ и стали ждать. Что-то будет?

Флауэ, как обычно, возлежала на соломенной подстилке – настоящий футбольный мяч, обросший черно-белым мехом. Гладстон с недоумением оглядел это чудо, потом подошел ближе, чтобы рассмотреть получше. В эту самую минуту Флауэ очнулась от забытья. В течение дня она несколько раз просыпалась секунд на тридцать и быстро обводила взглядом клетку, чтобы проверить, не принесли ли блюдо с кормом. Обнаружив у футбольного мяча голову, Гладстон от удивления замер на месте и взъерошил шерсть. Он явно не сразу сообразил, что это такое, и его трудно упрекнуть в тупости, потому что со сна Флауэ всегда выглядела чудно. Гладстон таращился на нее, а она уставилась на него сонными глазами. Гладстон стоял неподвижно, а так как у Флауэ было очень ограниченное воображение, она решила, что это какое-то новое редкостное кушанье, которое ей предложили, чтобы пополнить ее кулинарное образование. Она медленно поднялась на ноги и пошла враскачку к Гладстону.

В эту минуту Флауэ выглядела, если это только возможно, еще чуднее, чем в постели. Ног не видно, просто большой клубок черно-белой шерсти движется к вам каким-то таинственным способом. Секунду Гладстон смотрел на нее, потом нервы его не выдержали, он отпрянул в сторону и забился в угол. Выяснив, что это всего-навсего скунс, а не пищевой продукт, Флауэ вернулась на свое ложе, чтобы продолжать прерванный сон. Гладстон шарахался от нее до конца дня и только под вечер набрался храбрости подойти, обнюхать и установить, что это такое. И надо сказать, что он отнесся к Флауэ так же равнодушно, как она к нему. Но постепенно, день за днем, они начали привязываться друг к другу, и наступила наконец великая ночь, когда я, проходя мимо их клетки, в ярком лунном свете увидел с несказанным удивлением, как Гладстон гоняет запыхавшуюся Флауэ по клетке, и ей это, несомненно, нравится. Когда он ее догнал, они покатились по полу в шуточной потасовке. Тут Флауэ окончательно задохнулась, и ей пришлось прилечь. Но это было начало. А уже через несколько месяцев Флауэ благодаря Гладстону обрела девичий стан. Вскоре она брала над ним верх и в беге, и в борьбе.