Агнец

Оглавление

— Жди, — произнес Гаспар, воздев палец в воздух. Закончив песнопение, он повернулся ко мне. — Чай, — сказал он и повел меня в комнатку, где принимал нас с Джошем в первый раз. — Сядь. Сядь, не жди.

Я сел и стал смотреть, как он в маленькой жаровне разводит из угольев огонь: сначала при помощи тетивы лука и палочки воспламеняет сухой мох, затем сдувает пламя на жаровню.

— Я изобрел палочку, которая зажигает огонь сразу же, — сказал я. — Могу научить…

Гаспар яростно посмотрел на меня и пальцем в воздухе заткнул слова обратно мне в горло.

— Сиди, — изрек он. — Не говори. Не жди.

В медном котелке он вскипятил воду и залил ею чайные листья в глиняной чашке. На столик выставил две чашечки поменьше и принялся церемонно разливать в них чай из большой.

— Эй, олух! — не выдержал я. — Ты же чай, на фиг, разливаешь!

Гаспар улыбнулся и поставил большую чашку.

— Как я могу налить тебе чаю, если чашка твоя уже полна?

— Чё? — красноречиво выразился я. Иносказания никогда не были моим сильным местом. Хочешь чего сказать — говори. Поэтому, разумеется, для меня Джошуа и буддисты — компания что надо. Прямые, откровенные парни.

Гаспар налил чаю и себе, поглубже вздохнул и закрыл глаза. Прошла, наверное, минута, и он их снова открыл.

— Если ты уже все знаешь, как могу я чему-то тебя научить? Прежде чем я налью тебе чаю, ты должен осушить свою чашку.

— А чего сразу не сказал? — Я схватил посудинку, выплеснул чай в то же окно, куда выкинул палку Гаспара, и снова грохнул чашкой по столу. — Я готов.

— Ступай в храм и сиди, — сказал Гаспар.

Без чая? Он явно до сих пор не очень доволен, что я как бы грозил ему смертью. Я попятился к двери, кланяясь на ходу (такой любезности обучила меня Радость).

— И вот еще что, — сказал Гаспар. Я остановился и подождал. — Номер Семь сказал, что ты не доживешь до утра. Номер Восемь подтвердил. Почему же ты не только жив, но и вообще, похоже, не ранен?

Перед тем как ответить, я на секунду задумался. Вообще-то я так нечасто поступаю.

— Вероятно, монахи эти слишком высоко ценят собственное мнение. Могу лишь надеяться, что им тем самым не удалось подорвать чьего бы то ни было мышления.

— Иди сиди, — ответствовал Гаспар.

И мы сидели. Больше ничего. Полмира мы, очевидно, проехали именно за этим: учиться сидеть, пребывать в неподвижности и слушать музыку вселенной. Отпустить на волю свое эго — не индивидуальность, но то, что отличает нас от прочих существ. «Когда сидишь — сиди. Дышишь — дыши. Ешь — ешь», — говорил Гаспар, имея в виду, что каждая крупица нашего существа должна быть в каждом моменте, полностью осознавать «сейчас»: никакого прошлого, никакого будущего, ничто не должно отделять нас от всего, что есть.

Мне же, еврею, оставаться в «сейчас» затруднительно. Если нет прошлого, где же вина? Если нет будущего, куда деваться ужасу? А без вины и ужаса — кто я?

— Пойми: твоя кожа соединяет тебя со вселенной, а не разъединяет вас. — Гаспар втолковывал мне суть того, что называют просветлением. Одновременно признавая, что научить такому невозможно. Он мог обучить меня методу. Сидеть Гаспар умел.

Легенда гласила (это я просто связал воедино обрывки разговоров учителя и его монахов), что Гаспар выстроил монастырь как место для собственного сидения. Много лет назад из Индии, где он был урожденным принцем, Гаспар перебрался в Китай, чтобы научить тамошнего императора и его придворных истинному значению буддизма, утраченному за годы догматики и слишком вычурных интерпретаций писания.

Гаспар прибыл ко двору, и первым делом император его спросил:

— Что заработал я всеми своими добрыми деяниями?

— Ничего, — ответил Гаспар.

Император опешил: как, неужели он все эти годы был щедр к своему народу за просто так?

— Ну хорошо, в чем же тогда сущность буддизма? — спросил он.

— В огромных земноводных, — ответил Гаспар. Император приказал сбросить Гаспара с вершины храма, и юный монах в тот момент решил для себя две вещи раз и навсегда: первое — в следующий раз надо будет придумать ответ поинтереснее, второе — нужно получше выучить китайский. Он хотел сказать: «В огромной пустоте», только перепутал слова.

Легенда далее гласила, что Гаспар пришел к пещере, где теперь выстроили монастырь, и сел медитировать. Он решил тут остаться, пока на него не сойдет просветление. Через девять лет он спустился с горы; жители деревни поджидали его с пищей и дарами.

— Учитель, нам потребно твое святейшее водительство. Что ты можешь нам сказать? — вскричали они.

— Писать очень хочется, — сказал монах. И селяне сразу поняли, что он действительно обрел разум Будды — «не-разум», как мы его называли.

Селяне упросили Гаспара остаться и помогли ему выстроить монастырь на месте той самой пещеры, где он достиг просветления. Пока длилось строительство, на селян нередко нападали злые бандиты. Хотя Гаспар был убежден: убивать нельзя никаких существ, — понимал он и то, что люди должны как-то защищаться. Он помедитировал на эту тему и разработал способ самозащиты на основе разных телодвижений, которым научился от йогов его родной Индии. Движениям он обучил селян, а затем и всех монахов, что стали приходить в монастырь. Дисциплину эту он называл «кунг-фу», что в переводе означает «метод, коим лысые коротышки могут оставить от тебя только фук».

Наши тренировки по кунг-фу начались прыжками по кольям. После завтрака и утренней медитации монах Номер Три, казавшийся старше прочих, вывел нас на монастырский двор, где мы обнаружили штабель кольев — каждый пару футов длиной и примерно пядь диаметром. Номер Три заставил нас установить колья прямой линией в полушаге один от другого. Потом велел запрыгнуть на один и держать равновесие. Все утро мы поднимались с жестких каменных плит и потирали ушибы, а затем вдруг получилось: мы с Джошем смогли устоять на одной ноге на верхушках своих кольев.