Одлян, или Воздух свободы

• Предыдущая
• 125/142
• Следующая

Георгий Николаевич протянул письмо. Глаз взял и вышел. Прочитал. Достал сигарету и пошел в туалет. Не верилось, что отец умер. В Глазе теплилась надежда: отец поможет освободиться раньше. Он не столько в это верил, сколько утешал себя, хотя понял еще в Одляне: на зоне помощи ждать неоткуда, не поможет ни Бог, ни отец. В тюрьме, в зоне надо надеяться только на себя. Надежда на отца — иллюзия. А теперь и последнее утешение умерло вместе с отцом.

Глаз не смирился с наказанием. Иногда ему казалось, что его жизнь — длинный кошмарный сон. И когда-нибудь он проснется. Но сколько ни просыпался, тюремная решетка напоминала бытие.

Глаз курил, и ему захотелось побыть одному. Но одному побыть невозможно, только в дисциплинарном изоляторе. Надо сделать нарушение, и дадут десять суток .

В тюрьме он к карцеру привык — отсидел пятьдесят суток. В карцере он нашел свою прелесть — одиночество. Но не более пяти суток.

А в зоне не так просто получить желанного одиночества. Получить можно, но будет нарушение на отделение, и актив ополчится на него.

«Да разве можно активу или начальству объяснить, что я просто хочу побыть один, и потому посадите меня в дизо. Активисты засмеются и скажут: «Что, зона не по зубам?» «Нет, зона по зубам, но сейчас мне хочется одиночества» , — думал Глаз.

Он стоял и курил, не решаясь, что предпринять. Или завтра на разводе подойти к начальнику режима и сказать, чтобы посадили в дизо, или остаться в отделении и пережить смерть отца на людях? Глаз бросил окурок и хотел выйти, но к нему подошел Слава Смолин. Из левого нагрудного кармана у него торчала шариковая ручка, а из правого выпирала пачка сигарет. Он достал ее.

– Закуривай.

Глаз взял сигарету. Прикурили.

– Что ты такой грустный? — спросил Слава.

– Так, ничего, — отнекивался Глаз.

– Да ты скажи, что такое?

– Письмо получил. Отец умер.

– Отец умер! Это, брат, плохо. Но ничего, все перемелется. Сегодня интересное кино, немного развеешься.

Слава поговорил с Глазом, стараясь его утешить, и они вместе вышли из туалета.

Была суббота. В колонии два раза в неделю — в субботу и в воскресенье — показывали кинофильмы.

Воспитанники собрались в клубе. Он находился на третьем этаже. Шестое отделение сидело позади всех. Глаз скользил взглядом по лозунгам и плакатам. На одном, прибитом под самым потолком, над аркой, написаны ленинские слова: «Из всех искусств важнейшим для нас является кино».

В клуб зашел заместитель начальника колонии по учебно-воспитательной части Александр Дмитриевич Плотников. Дпнк скомандовал:

– Колония, встать! Смир-но! Товарищ капитан, воспитанники колонии для просмотра кинофильма собраны. Докладывает дежурный помощник начальника колонии лейтенант Дмитриев.

Плотников здоровается с воспитанниками, и они дружно отвечают:

– Здравия желаем, товарищ капитан!

Капитану подали переходящий красный вымпел. Сейчас он его вручит отделению, занявшему за прошедшую неделю первое место.

Слава Смолин сидел сзади Глаза и, положив руку на плечо, тихо сказал:

– Пойдешь получишь вымпел. Скажешь несколько слов, что постараемся его удержать.

Александр Дмитриевич, подняв вымпел, громко сказал:

– При подведении итогов за эту неделю первое место присуждено шестому отделению.

– Ну, иди, — подтолкнул Слава Глаза.

Глаз подошел к заместителю начальника колонии, левой рукой принял от него вымпел, а правую ему крепко пожал капитан. Держа перед собой вымпел, Глаз сказал:

– В следующую неделю мы постараемся занять первое место, и вымпел останется у нас.

Ребята тихонько засмеялись, услыхав от новичка такие заверения, а капитан сказал:

– Ну что ж, желаю шестому отделению на следующей неделе опять занять первое место.

Глаз сел и отдал вымпел Славе.

– Молодец. — сказал тот.

Парень, сидевший в первом ряду, заиграл на баяне мелодию «Красной гвоздики», и колония, встав с табуретов, запела :

Взгляни, мой друг, земля в расцвете,
Живет-живет цветок огня,
Тот, что дороже всех на свете
И для тебя, и для меня.
Красная гвоздика — спутница тревог,
Красная гвоздика — наш цветок.

Спев первый куплет и припев песни, воспитанники сели.

3

Больше недели Глаз чувствовал внимание со стороны ребят. Так их настроил воспитатель.

Жил Глаз в колонии второй месяц, и подошло время принимать его в коллектив. К новичку приставляли члена комиссии внутреннего порядка, или, как по-другому называли — режимника, и он должен был рассказывать новичку о порядках зоны и приобщать его к колонийской жизни. К Глазу был приставлен белобрысый Панков, но он с Глазом мало разговаривал.

Вечером колонию собрали в клубе. На сцене восседал президиум во главе с начальником режима Беспаловым.

Первым в коллектив принимали Васина. Они с режимником поднялись на сцену и остановились у противоположных стен.

Режимник начал характеризовать новичка:

– За месяц, проведенный в колонии, Васин не особо-то хорошо себя зарекомендовал. В школе получил две двойки. На производстве работает спустя рукава. Ругается матом, как сапожник. Я думаю, его рановато принимать в коллектив.

По залу прошел говорок. Теперь Васин должен сказать о себе.

– Ну, мне два месяца до восемнадцати остается. Я хочу уехать на взрослый.

Активисты загудели и с мест выкрикивали недовольства. А он стоял, не переживая, примут его в коллектив колонии или нет.

Встал режимник со второго этажа и спросил Васина:

• Предыдущая
• 125/142
• Следующая