Сходняк

Оглавление

– Думал, проверю и скажу...

– Глубоко проверил?

– Не успел, давай схожу продолжу, – глумливо ухмыльнулся хлопец.

– Теперь я продолжу.

После чего Карташ увидел, как работает похожий на неандертальца Гоша.

Таким, как этот Гоша, не нужно знание приемов, техники боя и, уж тем более, философии единоборств. Все, что нужно таким, как Гоша, – это дотянуться до противника. После чего, как поется в детской песенке, «делай с ним что хошь». С проштрафившимся хлопцем Гоша поступил так: развернул лицом к стене и просто, даже, показалось, несильно толкнул. Хлопец вмазался в стену и, оставляя кровавый след, сполз вниз по белому кафелю. Гоша наклонился, поднял его с пола одной рукой и с легкостью запустил по проходу. Хлопец пролетел мимо всех кабинок – Карташ еле увернулся – и распластался возле последней. Гоша настолько нехотя все это проделал, настолько вполсилы, что невольно возникал вопрос: а что было бы, примени он всю силу, отваленную ему природой... Гоша двинулся обратным путем, остановился возле девушки, которая вышла из своей кабины совершенно голой и без тени смущения, скрестив руки под грудью, с усмешкой смотрела на то, что происходит между душевыми кабинками.

– Ты зайди обратно, не свети, – сказал ей Гоша.

– Боишься возбудиться? – хмыкнула Маша.

– Еще раз вякнешь, овца, сперва сломаю нос ему, – Гоша показал на Карташа, – потом тебе. Пошла обратно.

И сказано сие было столь равнодушно, словно речь шла о колке дров, и сия интонация на Машу подействовала. Фыркнув, она, как и было попрошено, зашла за салунные дверцы, вернулась под теплые душевые струи.

Гоша подошел к штрафнику. Тот уже поднялся на четвереньки и теперь отплевывался кровавыми сгустками. Вода, текущая из-под кабинки, смешивалась с кровью, и алая жидкость, делаясь все светлее, бежала по белым кафельным плиткам, уходила в слив, прикрытый решеткой.

– Ты чего, Гоша! – поднял голову штрафник. – Чего тебе эта баба!..

– Баба мне боком. А ты, чмо, нарушил приказ, что натуральное западло и за что больно наказывают. Короче, пшел к Михалычу, сиди при нем. Вечером бум решать с тобою... Бегом, парашник!

Тон был таков, что штрафник без лишних слов и вопросов бросился вон из душевой комнаты.

– Козлы! – Гоша со злостью двинул ногой по захлопнувшейся входной двери. – Малолетки сраные! К «хозяину» не ходили, баланды не хавали, ни одного понятия на уме. Жизни ни хрена не нюхали, а туда же! Привыкли все брать на шару.

– Сегодня на бабу позарился, забыв про дело, – завтра сдал всех. Моя бы воля... – Гоша махнул рукой. – Короче, иди мойся, боксер, времени мало.

– А мне какая кабина отведена? – спросил Карташ.

– Тебе, как чемпиону, любая.

Гоша говорил серьезно, не шутил. Он вообще, похоже, не владел ремеслом шутки.

– Тады ладно, – сказал Карташ. – Сколько у меня времени?

– У тебя, – Гоша высоко поднял руку и дальше нужного отодвинул рукав спортивной куртки, явно хвастаясь перед москвичом позолоченными часами «Сейко», – пятнадцать минут на все про все.

«Нападение, похищение, оставление в живых. Затем идиотский бокс. Теперь душ, какой-то обед, почти человеческое обращение. И какой логикой это все увязывается?», – такие мысли вертелись в голове Карташа, когда он толкал салунные дверцы...

Маша повернулась к нему. Не сдержалась, хихикнула:

– Ну и рожа у тебя, Шарапов...

– Меня ты не будешь, надеюсь, хлестать мочалкой по лицу?

– Куда уж хлестать, живого места на лице не осталось. Глаза не видно и губы разбиты. Целоваться, наверное, будет больно.

– Придется не целоваться. К счастью, все остальное цело.

Она не сопротивлялась, когда Алексей рывком, грубо развернул ее к себе спиной и заставил прогнуться. Вошел в нее резко, яростно, без всяческих прелюдий и предварительных игр – по-звериному; и она отдалась ему без протеста и просьб о ласках. Совсем как самка, которую самец выиграл в честном поединке с соперником... Неясно, сколько прошло времени – может, пять минут, может, все сорок, понятие «время» для Карташа потеряло всякий смысл. Равно как и все остальные понятия. Гоша их не беспокоил. И лишь когда волна оргазма, напоминающая сокрушительный боксерский удар, разве что со знаком «плюс», сотрясла его тело, он вернулся к реальности. И подумал крешком, если можно так выразиться, сознания: «А я еще кое на что способен, после такой-то встряски...» Одевались молча, в предбаннике, не изобилующим излишествами: линолеум, шкафчики и лавки. На лавках, взамен изъятой одежды, лежали спортивные костюмы разных расцветок и размеров, в целлофановых упаковках. А посередине предбанника был брошен большой полиэтиленовый мешок с кроссовками.

– Спортивный стиль здесь, похоже, возведен в культ, – негромко сказала Маша, вскрывая уже третий пакет, доставая и разворачивая очередной костюм, на сей раз безукоризненно белый, с адидасовским лейблом. Растянула в руках куртку и, критически морщась, вертела ее так и эдак. Но и эта одежка чем-то не угодила, Маша потянулась к следующему пакету. В глаза Алексею она не смотрела, и что происходит в трепетной девичьей душе, он никак не мог понять...

Сами Карташ и Гриневский, не привередничая, ограничились подбором спортивных клифтов подходящего размера.

– Если уж взялись заботиться, могли бы и новое белье принести, – пробурчала Маша.

Замечание было адресовано Гоше, который перекуривал, сидя на лавке.

– Чего копаетесь? – в предбанник заглянул недавний рефери по прозвищу Поп.

– Идем, идем, – Гоша затушил сигарету, потом открыл один из шкафчиком, за открытой дверцой чего-то там поколдовал и появился из-за дверцы с пивным пластиковым стаканом в руке, до половины заполненным прозрачной жидкостью, а в жидкости той шипела, шла пузырями, на глазах растворяясь и утончаясь, таблетка.