Сладкий папочка

Оглавление

– Но это же моя мать, – сказала я скорее в замешательстве, чем в раздражении. – Разве так можно?.. Ставить что-то на чужую могилу?

– Вы хотите, чтобы мы убрали вазу с могилы?

– Да нет... – Я хотела, чтобы бронзовая ваза осталась там, где стоит. Были б у меня деньги, я и сама бы ее купила. – Просто я хочу знать, кто ее поставил.

– Я не могу вам сказать. – После минуты или двух пререканий женщина на ресепшене уступила, согласившись назвать имя флориста, доставившего розы. Цветы были присланы из хьюстонского магазина под названием «Флауэр-пауэр».

Последующие два дня у меня ушли на всякие неотложные дела, на составление заявления в «Хэппи хелперс» и собеседование. Время позвонить в фирму, занимавшуюся доставкой цветов, нашлось лишь к концу недели. Ответившая на звонок девушка сказала: «Подождите, пожалуйста, не вешайте трубку», – и не успела я слово сказать, как в ухо мне уже проникновенно вполголоса напевал Хэнк Уильяме «Мне не нравится такая жизнь».

Я сидела на крышке унитаза, слегка прижимая к рту трубку, и следила за Каррингтон, которая плескалась в ванне. Она сосредоточенно перелила воду из пластмассового стаканчика в другой, после чего добавила туда жидкого мыла и размешала его пальцем.

– Каррингтон, что ты делаешь? – спросила я.

– Готовлю одну вещь.

– Какую вещь?

Она вылила смесь себе на живот и потерла его.

– Человечий полироль.

– Смой... – начала я, но в трубке послышался голос девушки:

– «Флауэр-пауэр», чем могу помочь?

Объяснив ситуацию, я спросила, не может ли она сказать, кто прислал желтые розы на могилу моей матери. Как и ожидалось, она ответила, что не имеет права разглашать имя заказчика.

– Я вижу по компьютеру, что у нас заказ отсылать такой букет на кладбище каждую неделю.

– Что? – слабеющим голосом переспросила я. – Двенадцать желтых роз каждую неделю?

– Да, так тут у меня обозначено.

– И как долго?

– Конечная дата не указана. Пока отсылать.

Челюсть у меня так и отвисла, словно на шарнирах.

– И вы никак не можете мне сказать...

– Нет, – твердо отчеканила девушка. – Я могу еще чем-нибудь вам помочь?

– Нет, наверное. Я... – Прежде чем я успела сказать «спасибо» или «до свидания», где-то в глубине у нее раздался следующий телефонный звонок, и девушка отключилась.

Я перебирала в уме всех, кто мог бы это устроить. Ни у кого из тех, кого я знала, денег не было. Розы приходили из маминой тайной жизни, из прошлого, о котором она мне не рассказывала.

Хмурясь, я взяла сложенное полотенце и встряхнула его.

– Вставай, Каррингтон. Пора вылезать.

Она, заворчав, с неохотой подчинилась. Я вытащила ее из ванны и вытерла. Ее колени с ямочками и округлый животик, как у всех здоровых детей, радовали глаз. «У нее нет никаких изъянов», – подумала я.

У нас с ней была такая игра – после того как Каррингтон вытрется, мы делали палатку из полотенца. Я натянула его над нашими головами, и мы обе захихикали под влажной махровой простыней, целуя друг друга в носы.

Нашу игру прервал телефонный звонок, и я поспешно завернула Каррингтон в полотенце.

Я нажала кнопку.

– Алло?

– Либерти Джонс?

– Да?

– Это Мария Васкес.

Поскольку услышать ее я ожидала меньше всего, я на какое-то время лишилась дара речи. Она мягко заполнила паузу:

– Из академии косметологии...

– Да. Да, простите, я... Как поживаете, миссис Васкес?

– Спасибо, хорошо, Либерти. У меня для вас приятные новости, если у вас еще не пропала охота учиться в академии.

– Нет, не пропала, – с трудом прошептала я, потому что радостное волнение сдавило мне горло.

– Так вышло, что у нас появилось еще одно место с годовой стипендией. Все документы на получение финансовой помощи у меня готовы. Если хотите, могу отправить их вам по почте, а хотите, подъезжайте в офис и заберите их сами.

Я зажмурилась и с такой силой сжала телефонную трубку, что просто удивительно, как она не треснула у меня в руке. Я чувствовала, как Каррингтон шарит рукой по моему лицу, теребя ресницы.

– Спасибо. Спасибо. Я сама завтра заеду. Спасибо вам!

В трубке послышался смешок.

– На здоровье, Либерти. Мы рады, что вы станете участницей нашей социальной программы.

Повесив трубку, я обняла Каррингтон и закричала:

– Меня приняли! Приняли!

Каррингтон стала извиваться в моих объятиях и радостно завизжала, разделяя мое возбуждение, хотя не понимала его причины.

– Я буду учиться, я стану стилистом по прическам. Мне не придется работать уборщицей в «Хэппи хелперс». Просто не верится. Ох, малыш, нам с тобой улыбнулась удача.

Я и не ждала, что все будет легко. Но когда делаешь то, что нравится, а не то, что нужно, через силу, даже тяжелый труд не так обременителен.

Есть такая поговорка: «Шкуру со своего оленя всегда снимай сам». Оленем, шкуру которого мне предстояло снять, была учеба на курсах. Я никогда не чувствовала себя такой умной, какой меня считала мама, но я думала, что, если чего-то очень захочу, я найду способ заставить свои мозги работать.

Большинство, уверена, полагают, что учиться на курсах косметологов – делать нечего, ерунда. Однако прежде чем тебе дадут в руки ножницы, многое нужно постичь.

В учебном плане есть такие предметы, как «Стерилизация инструментов», который нельзя освоить без лабораторной практики, и теоретические курсы... «Химическая обработка волос», где мы изучали разные приемы, материалы и инструменты, используемые для перманентных завивок и распрямления волос... а еще был предмет «Окрашивание волос», куда входило изучение анатомии, физиологии, химии, техники, спецэффектов и решение различных проблем с волосами. И все это только начало. Просматривая буклет, я поняла, почему для получения диплома нужно учиться девять месяцев.