Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

Оглавление

119

Короткий крик. Павел Иванович схватился за грудь и начал медленно оседать на пол. Гонжабов стоял на месте, неспешно вращая кистью. Куртка на плечах Семина распахнулась, из-под порванной на груди рубахи текла кровь.

– Отправляйся к Шиндже! – презрительно бросил бхот. – Скажи, что Нарак-цэмпо кланяется ему. Запомни это имя, чтобы повторять его в преисподней!..

Семин опустился на колено, пытаясь схватить что-то невидимое, вонзившееся в сердце. Гонжабов вновь сжал скрюченные пальцы, его противник застонал и упал навзничь, прижимая руки к окровавленной груди…

Ахилло почувствовал, что невидимая стена исчезла. Не теряя времени, он оттолкнул бхота и бросился вперед. Ерофеев опередил его, первым склонившись над раненым.

– Мать честна!..

Ахилло лишь вздохнул. Сквозь разорванную грудь белели ребра, кровь лилась потоком, и было странно, что человек все еще жив. Белые губы шевельнулись:

– Я… сделал, что мог. Другие сделают больше…

– Я задушу твоего щенка! – Гонжабов уже стоял рядом, на смуглом лице застыла гримаса ненависти и злобы. – Я перебью твоих родственников до седьмого колена!..

– Я вернусь! – на лице умирающего внезапно мелькнула усмешка. – Я вернусь, Нарак-цэмпо! Мы еще встретимся…

Лицо пожелтело, голова слегка дернулась. Ерофеев опустил руку, сжимавшую запястье:

– Кончился…

Михаилу стало не по себе. То, что случилось – неправильно. Они не должны были допустить такое…

– Глажданин майол! Заключенный Гонжабов пликаз выполнил!

От бесстрастия того, кого учили молчанию, не осталось и следа.

Глава 6. Афанасий Михайлович

Кофе так и не допили. Чиф заявил, что пойдет писать отчет, и Лу с братом остались за столом одни. Бен встал, тихо подошел к двери, аккуратно ее прикрыл и вернулся на место.

– Три стоящих детали, – задумчиво проговорила сестра. – Безусый господин Чижиков, спецкоманда Волкова и Кровавый Рубин. Все остальное – лирика.

– Ничего себе лирика! – возмутился Бен. – Это был какой-то Босх! А то, что нас так быстро раскрыли, не удивляет?

– Нет, конечно. Дядя Сэм с его изоляционизмом играет в страуса, сунувшего голову в песок. О нас, конечно знают, хотя их агентуры на Тускуле, надеюсь, еще нет… Жаль, что это так подействовало на Джона! Дам ему успокаивающее перед сном…

– Не поможет, Лу! – брат перешел на шепот. – Он уверяет, что взаправду видел этих… беленьких…

– Хорошо, что не зелененьких, – сестра улыбнулась. – Бен, этот фокус нам показывали еще на первом курсе! Легкий гипноз – и никакой мистики. К тому же ты сам недавно говорил про нашу биологию.

– Ты хочешь сказать… – оживился Бен, – что из-за наших отличий этот тип принял меня за колдуна, а Чифа за какого-то упыря?

– Может быть. У Джона эти отличия заметнее. К тому же… Ешь землю, что не проболтаешься!..

– Ем! – согласился брат и глотнул холодный кофе.

– Дядя Генри и тетя Полли много лет назад попали под какое-то излучение. Может быть, даже радиоактивное…

– Успокоила! – вздохнул Бен.

– Сегодня же возьму у Чифа анализ крови. Надеюсь, все это – просто байки. Вот пришлют сюда фольклористов, пусть изучают…

– Да здравствует тускульский здравый смысл! – Бен чмокнул девушку в щечку, заработав ответный щелчок по лбу. – А то я, признаться, немного одурел. Слушай, а может здесь существуют аборигены тоже… с измененной биологией?

Сестра плечами:

– Теоретически – почему бы и нет. Вот выпустят меня отсюда, попробую узнать. А ты, Бен, намекни Джону, что я сюда не скучать ехала. Если ему не нравится моя легенда, то я стану провинциальной медсестрой…

– Устав комсомола выучила? – усмехнулся Бен.

– Ознакомилась. «Комсомолец обязан бороться с курением, пьянством и нетоварищеским отношением к женщине». Бен, а может, мы зря мудрим, а? Подкинуть сюда оружия, собрать недовольных, взбунтовать лагеря…

– И сколько миллионов ты согласна уложить? – поморщился брат. – Помнишь, дядя Сэм рассказывал о профессоре Семирадском? Тот считал, что революция – это болезнь, психическая эпидемия. А больных надо не вооружать, а лечить. Сначала ставить диагноз, потом завозить лекарства…

– А у господина Ленина все так просто, – грустно усмехнулась девушка. – Стоит перебить треть населения, и наступит всеобщее счастье. Знаешь, мы анализировали его статьи на практических по психиатрии…

– И выяснили, что они написаны параноиком?

– Представь себе, нет. Но вот воздействовать они должны именно на людей с отклонениями в психике. Там даже особый словесный ритм, который искажает сознание. При чтении создается эффект медитации…

– …Для идиотов, – кивнул Бен. – Нет, психология – это не для меня. Лучше пойду в колдуны, пусть даже мелкие. Уверен, меня возьмут.

Улица, названая именем великого пролетарского писателя Максима Горького, расцветилась красными флагами и многометровыми лозунгами, напоминающими о необходимости встретить двадцатилетие Великого Октября новыми трудовыми успехами в борьбе за выполнение планов партии Ленина-Сталина. Оба вождя также присутствовали в виде многочисленных портретов, закрывавших порою полдома.

Бен не спеша шел по улице, прикидывая, что у жителей квартир, чьи окна оказались закрытыми усатой или бородатой физиономией, пролетарский праздник неизбежно ассоциируется с наступлением полярной ночи. Здесь, среди каменных громад Столицы, он наглядно ощущал, насколько еще слабы и немногочисленны те, кто живет на его родине. Скромные одноэтажные домики Сент-Алекса, небольшой крест на центральной площади с именами погибших первопроходцев, однокупольная церковь Всех Святых – все это казалось маленьким, почти игрушечным. Мощь большевистского царства, нелепая, но грозная, могла одним дуновением стереть то, что создали тускульцы за три десятилетия. Пока аборигены слепы, но стоит им прозреть и протянуть руку к Тускуле…