Баллады о Боре-Робингуде: Из России – с приветом

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая

– Принято, – кивает Робингуд. – Нам же легче.

– Второе. Пятьдесят тысяч – это если я останусь жив. Если же меня по ходу вашей операции убьют или похитят (а это одно и то же), семья должна получить еще столько же.

– Вы не слишком дорого цените свою жизнь, профессор… Ваши условия приняты.

49

За Шервудским столом – расширенный состав. Посидевши в молчании традиционную минуту, бойцы подымаются с мест после Робингудового: «Ну что, орлы? – по коням!» и, предводительствуемые атаманом, неспешно направляются к дверям. В опустевшем помещении, «на хозяйстве», остается один Подполковник: в начавшейся операции начальнику штаба предстоит выполнять функции диспетчера.

50

Из окна, сквозь толстое зеленоватое бронестекло, видна бело-голубая церковка на противоположной от Посольства стороне Первого Казачьего. На полированном офисном столе – телефон и россыпь свежих российских газет с обведенными фломастером заметками.

– …Нет, мы никак не комментируем голословные измышления господина Кима. Да, мы настаиваем на том, что фильм мистера Миллиджа – фальшивка, от начала до конца. Мы в этой связи напоминаем, что российские власти в свой черед опровергли факт находки этого самого якобы героинового контейнера… Нет, Его Превосходительство посол не намерен подавать в суд за клевету на господина Кима: не хватает еще устраивать бесплатный пиар этому политическому трупу!.. Ну, если в своем радиовыступлении господин Ким приведет конкретные, проверяемые факты – вроде номеров секретных, якобы «героиновых», счетов, тогда хотя бы возникнет предмет для разговора… Всего доброго, наша пресс-служба всегда к вашим услугам.

51

Радио «Эхо Москвы» – явление для постсоветской России нетипичное, чтоб не сказать уникальное. Когда горбачевская гласность тихо отошла – вместе с Советским Союзом, – журналисты быстро уразумели, что это только впавшее в маразм советское государство готово было безропотно платить за поношение собственной персоны; новым же хозяевам жизни такой стиль отношений со «свет-мой-зеркальцем» не примыслится и в белой горячке. Неудивительно, что в условиях грянувшего «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует» тех, кто работает не по заказу (или по крайней мере не ленится прикопать означенный заказ на глубину двух штыков лопаты – чтоб от него не так воняло) осталось раз-два и обчелся; удивительнее иное – что такие всё же остались. «Эхо» – как раз из числа этих самых «раз-два и обчелся»; Бог его знает, что тому причиной – реальная ли финансовая независимость радиостанции, или просто некая ее врожденная, фоновая интеллигентность, однако «факт на лице»…

«Эхо» в Москве действительно любят, а кто не любит – хотя бы уважает. В этом логове либералов-западников всегда неукоснительно предоставляли слово политическим противникам, асимптотически приближаясь к тому самому Вольтеровскому идеалу: «Мне отвратительны ваши взгляды, но я готов отдать жизнь за ваше право их исповедовать». Во время гражданской мини-войны 93-го года мятежники (или, если вам так больше нравится, «инсургенты») провели перед микрофонами «Эха» не меньше времени, чем эмиссары Кремля – к крайнему неудовольствию последних, а на стенах известного всему российскому бомонду коридора на 14-ом этаже первого от центра Новоарбатского небоскреба, завешенных сотнями лично подписанных после интервью портретов – «All Stars» – можно обнаружить в трогательном соседстве физиономии Чубайса и Илюхина, Ковалева и Говорухина, Солано и Рохлина. Будучи радиостанцией в основном аналитической, «Эхо» никогда особо не гонялось за сенсациями; возможно, именно по этой причине сенсации плывут сюда сами, а здешняя служба новостей – одна из самых оперативных, и при этом надежных. Так что канал, по которому Подполковник решил обнародовать правду об Ибрагим-бековых играх, действительно выбран с умом.

…Зачуханая «шестерка» притормаживает у бровки Нового Арбата – там, где диастемой Арбатского переулка обрывается псевдотамошняя «вставная челюсть столицы», и начинается неведомо как уцелевший роддом Грауэрмана (кому надо – тот поймет…). Водитель – это Робингуд, собственной персоной – чуть оборачивается к взявшемуся уже за дверную ручку пассажиру на заднем сиденье:

– На всякий противопожарный: повторите еще раз, господин Ким.

– Вот уж совсем не к месту: у парня длинный кинжал! Кёрай.

– Что-что?!

– Это рэнку Кёрая, поэта школы Басё… период Гэнроку…

Лицо Робингуда совершенно бесстрастно, но пальцы его стискивают баранку так, что белеют костяшки на сгибах.

– Профессор! До вас доходит, что шутки кончились, и речь идет о вашей жизни? Мы охраняем вас, как «Девятка» – Генсека, но только не надо лезть нам под руку с отсебятиной, ладно?! Пароль: «Вот уж совсем ни к месту»; ответ: «У парня длинный кинжал»; и точка. И никаких Басё! Ни рэнку, ни танка, ни Гэнроку, ни Хэйана – ясно?!

– Так точно!..

Робингуд, поглядев в спину сутулой фигурке в джинсовой курточке, направляющейся к стеклянным дверям небоскреба, сверяется с часами (четверть третьего: до эфира еще 45 минут) и поднимает к губам рацию:

– Шестому. Пошел!

52

Фигурку в джинсовой курточке заметили уже и из припаркованного в Арбатском переулке, напротив бывшего пивбара «Валдай», устрашающих размеров джипа «линкольн-навигатор» с красными дипломатическими номерами:

– Тимур – Арсланбеку. Внимание: объект движется к вам.

53

За двойными стеклянными дверьми небоскреба, где, помимо «Эха», обитает целая еще «воронья слободка» – от заграничных касс Аэрофлота до Калягинского театра «Et Cetera» – имеет место быть холл с винтовой лестницей, подымающейся в кафешку, и ступеньками, ведущими к внутреннему коридору. Перед ступеньками располагается столик с вахтерами; как ни удивительно, это не стандартизованные мордовороты в камуфле, а интеллигентные старушки, которые, похоже – в лучших традициях японской корпоративной этики – слушают исключительно «Эхо». Что ж, как известно, «покои арканарских принцев во все времена охранялись из рук вон плохо; возможно, именно по этой причине на принцев никто никогда не покушался»… Назвавшись старушкам: «Меня зовут Ким, у меня эфир в 15 часов» (здесь даже и аусвайс не требуют!) и услыхав ответное: «Да-да, вас ждут! 14-й этаж, вы в курсе?», профессор поднимается по ступенькам и исчезает в коротком Г-образном коридоре, ведущем к лифтам.

• Предыдущая
• 30/47
• Следующая