Черный цветок

Оглавление

— Даже если это так, через пятьдесят лет Олехов ничем не будет отличаться от Кобруча, — стиснул зубы Избор.

— Может быть. Но и обрубков души я больше никогда в жизни не увижу, — слегка улыбнулся Полоз.

Балуй. В Урдию

До воскресенья Есеня и Полоз жили в Кобруче. Полоз рассказывал истории, учил Есеню драться, и, надо сказать, в этом он превзошел всех его прежних учителей. Всего за пять дней Есеня научился обороняться от человека с ножом, уходить из-под удара кистенем, защищаться от удара саблей, и почувствовал себя уверенным и сильным. Они еще пару раз бывали у доктора, но не на обеде, а просто в гостях — сидели вечером у камина и пили вино.

— Послушай, Полоз, — как-то раз спросил Есеня, — а ты выяснил у Избора то, что хотел?

— Нет, но я понял две очень важных вещи. Во-первых, они знают, как открыть медальон. Знают, но никогда об этом не расскажут. А это значит, что на свете есть мудрецы, владеющие этой тайной. А во-вторых, они верят в то, что мы можем его открыть. И это тоже вселяет надежду. Это значит, наши мечты не столь фантастичны, как кажется на первый взгляд.

Попрощавшись в воскресенье с Избором, доктором и его женой, в понедельник утром, еще затемно, они вышли из города через обнаруженный Есеней лаз — ворота открывали только на рассвете, а перевозчики отправлялись в путь гораздо раньше. Есене так надоел постоялый двор, что он хотел переночевать в лагере перевозчиков, у костра, но Полоз наотрез отказался — три, а то и четыре ночи им предстояло ночевать в поле, на берегу реки.

Три дня ехали в широких санях, выстланных шкурами, и укрывались своими одеялами — по реке впереди лошадей летел ветер, и Есеня быстро замерз. С ними ехали и другие сани — перевозчики старались держаться вместе, и поезд состоял примерно из двадцати человек в общей сложности, так что нападения разбойников можно было не опасаться. Полоз посмеивался на этот счет и сказал, что сможет в случае чего с ними договориться.

Есене быстро наскучило однообразие ландшафта вокруг — то высокий лес по берегам, то белые поля до самого горизонта. Маленькие деревушки из трех-четырех дворов проплывали мимо, от них пахло дымом, и часто дым стелился по земле — погода оставляла желать лучшего. На второй день, после ночевки возле одной из деревень, где они посидели в кабаке за кружками пива, Есеня совсем заскучал. Одна радость была в его жизни — в санях следом за ними ехала молодая девушка со своей матерью — почтенной матроной, и изредка Есеня пытался обратить на себя ее внимание, но почему-то чаще внимание на него обращал Полоз и кони, которые тащили ее сани.

— Жмуренок, ну уймись! — вздыхал Полоз, который предпочитал дремать, а не глазеть по сторонам, — что ты вертишься, а?

— Девка больно хороша…

— Тебе ее мать хребет переломит, если ты к ней подойдешь.

Лошади то бежали рысцой, то шли шагом, и Есеня еще накануне пытался пройтись пешком рядом с санями, но Полоз поймал его за шиворот, и вернул на место — нечего тащить снег на шкуры. Попытки уговорить перевозчика немного поуправлять лошадьми тоже ни к чему не привели — перевозчик был неразговорчивым дядькой, и только цыкал на Есеню время от времени. А Есене очень хотелось попробовать править лошадьми стоя, как это делал лихач в трех шубах. Попытки встать на ноги всегда заканчивались плохо. В первый раз лошади дернули сани вперед немного быстрей, Есеня повалился на Полоза и получил в ухо. Во второй раз вышло еще хуже — чтобы не получить в ухо, Есеня постарался упасть в другое место, и до крови рассек губу об спинку саней. Но, кстати, девушка его, наконец, приметила, и очень смеялась, когда он упал.

— Слушай ты, Балуй… — проворчал Полоз, — ты можешь полчаса посидеть спокойно? Хорошо зуб не выбил.

— Да ерунда, — Есеня зачерпнул снега и прижал ко рту.

— Я удивляюсь, как ты жив до сих пор.

Есеня попробовал еще раз — теперь с конкретной целью — и благополучно вывалился из саней, как и планировал. Только он не учел, что падение в снег окажется таким неудачным — под тонким его слоем лежал твердый как камень лед. Есеня отбил бок и на самом деле не смог сразу встать. Девушка заливалась звонким хохотом, а ее мать посмотрела на Есеню так, что он поверил в предсказание Полоза — сломает хребет, одним ударом кулака сломает, и не поморщится.

Кони перешли на рысь, и Есеня пару минут бежал рядом с ее санями — ноги вязли в снегу, и он порядком запыхался.

— Что ты пялишься? — мать грубо одернула девушку, ущипнув за щеку.

— Мам, ну он же смешной!

— Я не смешной, я веселый. Меня зовут Балуй, а тебя?

— А ну иди прочь отсюда, — прикрикнула ее мамаша, — Балуй!

— Тетенька, я же ничего не делаю, просто рядом бегу!

— Щас возьму кнут у перевозчика, да жахну как следует!

— Так вы кнутом всех женихов разгоните!

— Тоже мне, жених нашелся! Брысь отсюда, я сказала! — она повернулась к дочери, — а ты не смейся. Бесстыжая!

— Чем это я бесстыжая? Уж и поговорить нельзя с молодым человеком!

— Вот с разговоров-то все и начинается.

Есеня решил, что начало знакомству положено, и догнал свои сани. Теперь вечером ему будет чем заняться! Полоз встретил его сердито:

— Жмуренок, я же тебе все мозги вышибу, если за каждую твою выходку буду в ухо бить… Отряхнись!

— Да ладно, жалко тебе?

— Мне не жалко. Делай что хочешь. Только по ногам мне не ходи и снег под одеяло не сыпь.

— Научил бы лучше, как к девке подъехать…

— А чего тебя учить, к девке ты уже подъехал. А как мамашу ее умаслить — ума не приложу. И потом, на что она тебе? Если только потискать — много ли проку? А если чего поинтересней учудишь, так хлопот не оберешься. Сходим к девкам в Урдии, так и быть. Подожди немного.